История одной дружбы

Возвращаются все, кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все, — кроме тех, кто нужней.

Владимир Высоцкий

Я давно хотела пообщаться с моим старинным другой Костей из моего родного города,  да всё руки не доходили. Последний раз мы разговаривали с ним по телефону примерно в 2010-м и тогда мне пришлось пройти довольно неприятный путь, чтобы услышать моего приятеля, а именно – разговор с его бывшей супругой, которая в конце концов дала мне его мобильный номер.

Дело в том, что яркая харизма моего друга отражалась не только в его бизнес-активности в стиле вечный директор, а также в сладострастии перед  женским полом. Костя был бабником. Всегда. И на момент нашего с ним знакомства,  в лихие 90-е, включительно. Очевидно, что его супруга и мать его двоих детей, перенесла немало горьких ночей по этому поводу, и в какой-то момент чаша её терпения оказалась переполненной и дело закончилось разводом.

К тому времени я уже покинула родной городок в поисках лучшей судьбы; сначала это был Омск,  потом  12 лет в Москве, и теперь вот Испания, где я живу около 10 лет. Я звонила Косте из Москвы, в надежде что когда-нибудь мы сможем увидиться в столице, если он приедет по делам. Он был, как обычно, энергичен и жизнерадостен, а ехать в Москву ему не было надобности. Его никогда не манили ни столицы, ни заграницы.

Ещё я звонила ему, живя в Испании, это был как раз тот разговор с его бывшей женой, когда мне пришлось доказывать, что я хочу только поговорить с ним и что живу заграницей, и вообще я ему не любовница… В результате чего мне поверили и дали номер сотового телефона.

Итак, 2016-й год.

Уж очень соскучилась я по Косте, то ли возраст,  то ли ностальгия по стародавним временам, но мне прямо засвербило услышать его голос, а номер его мобильного телефона стал принадлежать совершенно другому человеку.

Так как я общалась с одной моей знакомой из родного города, я попросила её позвонить по данному городскому телефону, где предположительно трубку должна была снять многострадальная Костина бывшая жена. Так оно и вышло. В этот раз на долю моей знакомой выпало оправдываться на тему “кто и по какому  поводу”.  Когда расстановка сил закончилась, возникла короткая пауза, и женщина сказала, сдерживая слёзы: “Он умер, два года как…а вы всё звоните.”

Я не могу в это поверить. Но ведь не могла она солгать.

… Когда я вспоминаю Костю, первое, что всплывает в памяти –  как мы играем в карты на раздевание ночью в его директорском кабинете.  Нас компания человек пять-семь, на столе водка и какая-то закуска, за окном зима. Мебель стандартная, полированная, квадратная. Эдакая планёрка по-взрослому, как мне тогда казалось. Помню, как смеялись над одной девчёнкой, у которой при раздевании обнаружились непотребные гамаши и она стеснялась.  Была ещё одна скучающая студентка педвуза, которая уходила уединяться с Костей в другой кабинет. Был один военный, старой закалки, которого не брала никакая водка. Был один комсомольский лидер по фамилии Тимофеев, которого я на дух не переносила, но он очень в тему владел гитарой и с инструментом был неразлучен. Я знала его по горкому комсомола и это с его лёгкой руки осчастливилась познакомиться с Костей. С Константином Михайловичем. Я жила рядом с его первым офисом и когда он звонил мне с приглашением на очередную вечеринку, а трубку снимала моя мама, он просил передать, что звонил Константин Михайлович. Мама наполнялась всей добродетелью мира и сообщала, что мне звонил “порядочный человек”.

Помню как-то Костя достал какие-то дефицитные таблетки для моей мамы и по этому поводу был приглашён в наш дом на чаепитие. Произвёл на маму очень положительное впечатление. Он на всех производил впечатление человека, которому можно доверять потому что это было его незыблемой сущностью.

Костя порекомендовал меня в только что открывшийся кооператив по пошиву кожаных курток и я стала зашибать бешеные деньги, оставив агонирующую  государственную фабрику, где прохлаждалась на жалком окладе.

Это был пошив всё тех же кожаных изделий как и на фабрике, но с весьма  упрощённой технологичской цепочкой, рассчитанной на трёх человек.  Две другие работницы быстро ввели меня в курс дела и я освоилась на новом месте. Директор и его правая рука (угрюмый молодой человек по кличке Студент) появлялись в кооперативе каждый день:  привозили материалы и забирали готовые изделия.  Находился цех в подвале жилого дома без вентиляции, обеды нужно было приносить из дома. Тут-то я вспомнила про родную фабрику, с её огромными светлыми цехами, столовой,  библиотекой и медпунктом…  Но песцовая шапка, купленная на заработанные деньги, окрылила меня гораздо больше, чем воспоминания о социалистических благах.

В кооперативе я проработала вплоть до исчезновения его директора,  а точнее его гибели.  Это было шокирующее и непонятное время, когда всё население вдруг разделилось на тех, кто имел смелость взять инициативу в свои руки и большинства, которые потеряли привычный уклад жизни и работу на прежде надёжных индустриальных гигантах города.  Или продолжали работать на фабриках и заводах в хаосе приватизации предприятий,  как мои родители.

Однажды Костя загремел в больницу с обострением язвы и когда я с моей подругой уже собрались проведать его, болезного, мне позвонил всё тот же Тимофеев  с предложением выпить за здоровье пациента. Костя просто сбежал из больницы, соскучившись по райским кущам. Его неутомимая натура жаждила праздника жизни. И мы пили водку в уже другом его офисе, и приходила его супруга, на тот момент ещё не бывшая.

Как-то раз мне позвонил Костя. Когда приятный женский голос в трубке мне сообщил “Сейчас с Вами будет разговаривать Константин Михайлович Кальянов, одну минуту, пожалуйста”, как ни странно,  у меня промелькнула мысль переспал ли он с ней или ещё нет.

— Зайчик, тысячу лет, тысячу зим! – Костя был как обычно на подъёме.

— Привет, Костя. Как твои дела?

— Дела протекают своим ручьём, как сказал кто-то. Надо бы увидеться, а?

— Водку пить?

— А куда ж без неё, родимой. Но звоню тебе сейчас по другому поводу. Ласточка моя, ты сейчас не работаешь?

— Нет.

— Прекрасно! Есть работа официанткой. В новом ресторане. С обеда и до но ночи.

— Ты думаешь, у меня получится?

— Конечно! Барышня ты общительная, внешний вид у тебя на все сто, а кассу освоишь быстро. Начинать в пятницу.

— Попробую…

— Вот и славно. Кстати, вспоминал я про тебя, да… Хороший ты человек, Ленка. Маме привет!

В ресторане меня встретили две вислогрудые тётки-официантки, с большой печатью советского обжепита на лбу, кругленькая энергичная повариха с её помощница на кухне и директор, который посмотрел на меня как удав на кролика. Тот ещё коллективчик.

Мои новоявленные коллеги приняли меня в меру своего жизненного опыта, то есть с цинизмом. А когда я сшила себе симпатичный передник с кружевами, одна из них ухмыльнулась и ядовито высказалась. Тем не менее, обслуживать клиентов мне нравилось, я старалась для каждого (быстро принести блюда, подать запотевший графинчик с водкой, пожелать “приятного аппетита”). Я жила на чаевые – возвращалась домой на такси, курила длинные дамские сигареты с ментолом, вкушала приятность посещения парикмахерской и просыпалась в одиннадцать часов утра.

С директором было решено однозначно: отдаться. Он был женат и наши отношения сводились к коротким встречам на его даче или в пустующей квартире его друга. Я чувствовала себя на коне.

***

Последнее моё воспоминание с Костей  – пирушка в новом офисе, в честь новоселья. Это было в помещении какого-то Дома Культуры, огромный офис  (я прониклась ещё большим уважением к Костиным способностям) и его кабинет, помпезный, c Т-образным столом большого руководителя. В ту ночь мне хотелось побыть с ним наедине, без народа. Я никогда не была с ним один на один, вокруг всегда были люди, “хорошие люди“,  как говорил Костя. Тимофеев рвался проводить меня домой и это надо было пережить.

Когда наконец-то все разошлись и в офисе воцарилась тишина, я увидела, что Костя уснул на столе. Он лежал на спине, раскинув руки как Иисус, в костюме, галстуке и ботинках.

Я убрала все следы вечеринки — вымыла стаканы и кофейные чашки, выкинула всю пустую тару; потом накрыла его, спящего, чем было и пошла домой пешком, напевая популярную песню Натальи Ветлицкой “Посмотри в глаза”. Была ранняя весна, и такое предрассветное время, когда на улице ни встретишь ни души.

Спасибо, что ты был в моей жизни, Костя. Константин Михайлович Кальянов.

P. S. Задав поиск в Яндексе,  я нашла анкету от 2006-го года, заполненную Костей. Только он в графе “семейное  положение” мог написать: “запутался”.