Неразрытый курган

Г. Антюфеев.

Неразрытый курган

Легенда

Я  приехал  в   отпуск  на  малую  родину. До  хутора – добрых  два  десятка  километров, но  меня  на  перекрёстке  должен  встречать  Кузьмич – старинный  приятель, балагур  и  рассказчик. Нет, наверное, такого  явления  и  события, к  которому  бы  он  не  присовокупил  какую-нибудь  побасенку.

Зенитившееся  солнце  немилосердно  поливало  палящими  лучами  землю, дул  приятный  ветерок, кланялись  полевые  цветы, знойное  марево  колыхало  горизонт – середина  лета. Чтобы  не  жариться, неспешно  пошагал  по  дороге. На  асфальтовой  ленте  показался  автомобиль, вскоре  скрипнувший  тормозами  рядом  со  мной. В  дверце  с  опущенным  стеклом  улыбалось  знакомое  лицо. Тепло  поздоровались, постояли  на  обочине, выкурив  по  сигарете, и  двинулись  в  путь. Окрест  стелилась  ширь  с  опалёнными  временем, ветрами  и  солнцем  холмами.

Повернув  в  мою  сторону  голову, Кузьмич, не  отрывая  рук  от  баранки, большим  пальцем  показал  на  одно  из  взгорий:

— Неразрытый  курган.

— Остальные, что, все  разрыли?

— Не  в  курсе. Но  этот – точно  целый.

Ты  же  знаешь, в  них  хоронили  казаков. Многие  уж  сравнялись  со степью, а  некоторые  и  доныне  возвышаются. Гутарят, в  высоких, покоятся  знатные  атаманы.  А  при  них – та-акие  богатства! Прям, несметные.

Жили  в  Володином  хуторе  три  брата. Старший  у  них  за  отца  был – тот  в  войну  пропал.

Ну, молва-то  бродит  серёд  народа, умы  будоражит. Кто  спокойно  ко  всяким  россказням  относится, а  кого-то  распирает  любопытство. Да  хрен  с  ним, с  любопытством! Хуже, когда  жадность  оседлает. К  выпивке  ли, к  богатству. Тогда  человек  голову  теряет, слушать  никого  не  хочет – мысли  только  и   кружатся  вокруг  стопки  или  злата-серебра. Вот  и  братьев  холера  настоящая – жадность охмурила. Изведали  про  клад  в  кургане  да  решили  раскопать  его. Собрались  вечерком  у  базов  и  давай  кумекать, что  сделают  опосля  того, как  сокровищем  завладеют. Средний, значит, тешится  хозяйством  обзавестись, курень  построить, чтобы  другие  глаза  не  застили. Младший  так  и  вовсе  надумал  на  дочке  хуторского  атамана  жениться. В  раж  вошли  от  фантазий, чуть  ли  не  на  ор  перекинулись – уж  и  забыли, что  секретничают. А  старший  как  раз  от  речки  шёл – коней  там  оставил  на  ночную, услыхал  трёп. Насупился, ринулся, было, к  заговорщикам, а  потом  остепенился,  усмехнулся  и  зашагал  к  дому, нагайкой  помахивая. Лёг  спать…

Когда  время  вышло – подались  кладоискатели  в  поход. Ночь  лунная – собирай  хоть  иголки, хоть  монеты  с  бусами, не  говоря  уж  о  крупных  вещах. Пришли  на  место, перекрестились, вогнали  заступ  в  грунт. Копали  по  очереди. Вырыли  уже  довольно  глубоко. Один, получается, находился  наверху, второй – внизу  работает. Младший  сверху  покуривал  в  кулак, на  корточках  сидя. Заглянул  в  нетерпении  в  яму, а  когда  поднял  голову, чуть  не  проглотил  цигарку:  накрыла  его  тень  от  коня  со  всадником  в  белом  балахоне. Он  ту  цигарку  выплюнул  да  как  заорёт  голосом  нечеловеческим: «А-а, тикай, братка, тикай!»  И – дёру! Средний  бросил  взгляд  кверху, а  месяц  со  звёздами  привидение  загораживает. Тут  же  вспомнил: предупреждали  старики, да  и  старший  брат  говаривал, что  нельзя  трогать  казачьи  курганы – беда  будет. Обомлел  до  потери  сознания, в  уголок  завалился… Младшой  же  в  это  время  на  всех  парах  к  хутору  понёсся. Бежит, аж  ветер  в  ушах  свистит! А  сзади  цокот  раздаётся. Оглянулся – балахонистый  за  ним  гонится! Он  ходу   прибавляет, да  разве  быстрее  коня  побежишь?! Чует, приближается  белый  всадник. Стал  креститься  на  ходу, молитвы  вспоминать, а  те, как  на  грех, из  мозгов  вылетели. Только  и  смог  проталдычить: «Господи, помоги… Помоги, Господи!» Озирается – нет, не  боится  видение  слов  его. Закричал: «Господи  Сусе  Христе, спаси  и  сохрани! Отведи  нечисть». А  нечисть  почти  рядом. Припомнил: всякая  чертовщина  пропадает, когда  кочет  пропоёт. Да  где  же  в  эту  пору  и  в  этом  месте  петуха  взять?! Будь что  будет – сам  закукарекал. А  всадник  уж  на  расстоянии  вытянутой  руки. Бегун снова  протянул «Кукареку!»  и  осёкся – нагайка  по  спине  жиганула! Несчастный  опять  осипшим  от  бега  и  страха  голосом  пропел  по-петушиному. А  в  ответ – хлесть! хлесть!  Бедолага подпрыгивает, шарахается  из  стороны  в  сторону, руками  отмахивается. Не  исчезает  дьявольщина – конь  хрипит  подле, белые  одежды  развеваются… «Царица  небесная, заступись, охрани! Не  полезу  я  больше  в  курган – пропади  он  пропадом!» Плёточка  же  знай  себе  посвистывает  да  пощёлкивает. Снова  кукарекнул, а  нагайка  ему  по  спине, по  плечам, по  спине, по  плечам… Казачок  и  возопил: «Да  едри  твою  налево! Ты  же  должен  с  криком   кочета  сгинуть!» В  ответ – хлысть, хлысть! До  самого  Володина  всадник  гнал, до  самого  хутора  бедняга  кувыркался. Уж  на  коленках  полз  и  всё  хрипел: кукареку… кукареку…

С  тех  ли  пор или  его  всегда  так  звали, но  нарекли  тот  курган  Неразрытым.

Я  окинул  взором  степь  и  подумал: «Да, богата  земля  донская  легендами  и  былинами, богата  и  рассказчиками, среди  них  и  Кузьмич  числится, который  хранит  и  передаёт  другим  свои  сказы. Дай  Бог  ему  здоровья, долголетия, красноречия  и  цепкой  памяти».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)