«Измена»

Г. Антюфеев.

«Измена»

Рассказ

В  жизни  всякое  случается  и  всяко  получается.

Вот  и  со  мной  одна  история  приключилась. Ну  прямо  ночь  перед  Рождеством, когда  нечистый  фортели  крутит, и  думаешь  потом: как  мог  купиться  на  его  дешёвые  трюки?

Ночь  та, в  самом  деле, была  сродни  рождественской: тихая, морозная, с надраенными, как солдатские пуговицы, звёздочками, с   луной.

Задержались  с  мужиками  после  работы. Пропустили  по  стопочке-другой, впереди – выходные, можно слабиночку  дать. Покалякали о том-о сём, покурили на дорожку и  разошлись  по  домам… Идём  с  другом, разговоры  вокруг  работы  вертятся, вокруг  проблем, будь  они  неладны… Уж  не  помню  как, а  завернули  к  куму  моему  на  «огонёк». А  там  кильдимчик  небольшой: любит  народ   себе  праздники   устраивать, хотя  их  сейчас  и  по  календарю  немало.

У  кумы  на  работе  разведёнок  и  одиноких – хоть  отбавляй. Они  тоже  решили  слабиночку  дать – собрались  в  тёплую  компашку.

Кум  петушился, хорохорился, публику  веселил (это  он  умеет  делать!) но  одному  всё  равно  сложновато  шутки  шутить  да  беседы  беседовать. Да  чтобы    не  пресно  и  не  избито  было, и  поэтому  обрадовался  несказанно. «Проходите, гости  дорогие»,- привечает. А  сам  подмигивает, кивая  в  сторону  стола: видите, мол, какой  «курятник»  у  меня – выручайте. Ну  мы  и  начали  выручать: язык-то  без  костей – мели   да  мели.

Вот  тут  провальчик  в  памяти: не  знаю, почему  и  как  с  Витьком  ушли? Живём по  соседству. Уж  было  ко  дворам  подходить  стали, дружок  остановился  как  вкопанный  и  заявляет: «Женщину  хочу!»

— Хм, желание, конечно, интересное  и  оправданное: ведь  ушли  от  такого  количества  «курочек»… Тут  и  думать  нечего – действовать  надо. А  каковы  ваши  соображения, сударь-страдалец?

— Вы  знаете, любезнейший, — подхватил  Виктор  предложенный  тон, — соображалка сейчас  работает  только  в  одном  направлении…

— Ну  так  вперёд-назад! Пора  ковать  железо,  не  отходя  от  кассы, иначе  имеющийся  там  капитал  пойдёт  по  рукам. По  чужим, естественно.

— Вперёд! То  есть – назад! – согласился  друг  и  повернулся  туда, откуда  вышли  недавно.

Возвращение  наше  встретили  более  радостно, чем  первый приход,  потому  что хозяин, утомлённый  развлечением  гостей, прикорнул  на  диване, за  столом  сидели  только  женщины. «Курочек», правда, поубавилось, а  оставшиеся  уже  находились  в  том  состоянии, когда  нежное  слово, осторожно-ласковое  движение  заставляют  сверкать  глазки, учащённо  вздыматься  грудь, в  которой  щемящее  разливается  томное  желание. Витёк – большой  мастер  разговорного  жанра, умел  сделать  всё, чтобы  душа  женская  растаяла  и  легла, как  масло  на  хлеб… Выбрав  жертву, заворковал, смелее  и  сильнее  втягивая  дамочку  в  водоворот  соблазна. Когда  та  явно  созрела, заявил, что, мол, пора  и  честь  знать.

Мы  стали  откланиваться, картинно  сгибаясь  в  поклонах. Махали  перед  собой  лохматыми  шапками, хотя  от  наших  усердных  взмахов головные уборы  не  становились  похожими  на  шляпы  мушкетёров. «Вышли  мы … из  народа» в  хорошем настроении, даже  пытались  затянуть  какую-то  песенку.

Довели  до  калитки  одну  из  спутниц, распрощались  с  нею  наилюбезнейшим  образом, заскрипев  снегом  далее. Витя, отстав  немного  от  подруги, зашептал  мне  на  ухо:

— Слушай, идти-то  некуда. Дома  отец, мать, а  уж  не  терпится. Может, к  тебе, а? Ты  же  говорил, что  твоя  у  родителей…

— Хм… вопрос  занятный… Магар  за  тобой?

— Обижаешь, начальник,- вытянул  губы  друган.

— Значит, так. Жёнка  от  родителей, думаю,  вернётся  не  скоро… В  общем,  мой  дом – твой  дом. Только  на  время…

— Замётано! – весело  откликнулся  ухажёр  и  бодренько  подхватил  девицу-красавицу  под  локоток, склонив  голову  к  её  ушку … Что  там  нагулил – не  знаю, только  та  ни  капельки  не  смутилась  от  того, что  вошли  во  двор   втроём…

Оставив  голубков  наедине, решил  заняться  хозяйственными  делами. Погода  и  настроение  способствовали  невесть  откуда  взявшейся активности: вооружившись  лопатой, стал  старательно  расчищать  дорожки  от  снега. Работа, принятое на  грудь  у  кума заставили  сначала  расстегнуть, а  затем  и  снять  куртку. Управившись  со  снегом (а  расчистил  не  только  во  дворе, но  и  возле  него), задумал  запарить  для  чушек  пшеничку, но  прежде – покурить. Стою  у  веранды  на  стрёме, потягиваю  сигаретку, посматриваю  на  звёздное  небо  и  радуюсь  за  дружка… Не  успел  докурить, как  возле  ворот  послышался  гомон. И  сердце  упало  на  самое  дно  межреберья: благоверная! Да  не  одна! С  моими  родителями… Мигом  в  хату  и  ору: «Атас! Жена  идёт!» И – к  выходу. А  возле  него  вся  компания  ноги  обметает. Я, даже  не  знаю  зачем, руки  расставил  и  заговорил  шёпотом: «Не  ходите  туда. Нельзя».

— Это  почему  же? – подозрительно  покосилась  половина, замерев  с  веником  в  руках…

— Потому, что…  потому  что  нельзя.

Мой  взъерошенный, мокрый, возбуждённый  вид  только  усилил  любопытство, и  она  опрометью  рванулась  в  дом. Споткнувшись  на  полусгнившей  доске  ступеньки (блин, сколько  времени  уже  собираюсь  её  заменить!), бросился  вслед  и  замер. Супружница  стоит  с  веником, бледная, как  мраморная  статуя  в  парке  культуры  и  отдыха, а  перед  ней… Ужас! Перед  ней  мечется  в  чём  мать  родила  «курочка», собирая  своё  бельё… Девушка  с  веслом, то  есть  с веником, обернулась  и  молча, от  всей  души, стеганула  меня. Тут  и  родители  появились. Картина  была  замечательная: одна  дамочка – испуганная, жалкая – сидит  в  кресле, поджав  ноги, прикрываясь  чем  попало, вторая – хлещет  мужика, который  в  ответ  ни  «бе», ни  «ме», ни  «кукареку»! «Ах, твои  бесстыжие  глаза! Глянь, чё  вытворяет! Это  при  живой-то  жене! Да  чтоб  отсохло  всё  там  у  тебя!»- вскричала  матушка.

— «Не  виноватая  я…»- огрызнулся, получив  тотчас  подзатыльник  от  неё.

— Да  не  виноватый  я,- прикрывая  собой, отступил  к  уже  отрезвевшей  от  хмеля  и  любовных  утех  женщине.- Вы  сначала  вникните  в  суть  дела…

— Я  те  счас  вникну,- зашумела  мать, — так  вникну, что…

И  осеклась. Из  соседней  комнаты  выплыл Витёк  в  расхристанной  рубахе, с  брюками  в  руках, в  одном  носке… Казалось, всё! Всё  стало  на  свои  места… Однако  жена  поджала  губёшки, всем  видом  показывая  обиду. И  направилась  к  выходу. Пошла  обратно. К  своим  родителям. И  с  родителями.

Пришлось  и  мне  плестись  вслед  за  ними. Маманя  ворчала, стыдила. Молчал, понимая: любое  возражение  бесполезно.

— Ишь, притон  устроил. Это  ж  надо  додуматься, а? – обернулась  к  отцу, ища  поддержки.

— Мать, а  у  девахи  сиськи-то  какие! И  фигура – ничего… Не  знаю, как  сын, а  я  б, наверное, не  устоял…

— Ах  ты, старый  хрен! И  он  туда  же…

— Ну, мать, я  ж  не  это… токо  ж  говорю, что  поддался  бы… А  на  самом-то  деле, ты  ведь  знаешь, я – стойкий  оловянный  солдатик.

Матушку  приведённый  аргумент  не  убедил, и  она  уже  отца  начала  стыдить  и  склонять  на  все лады…

Я-то  понял, что  батя  схитрил, выдав  фразу  про  деваху. Выручал  меня, приняв  огонь  на  свою  голову, и  поэтому  я  наконец-то  вздохнул  свободно…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)