Алиби

— Догадываетесь, о чём будем говорить? – спросил следователь, улыбаясь одними холодновато-голубыми глазами.

— Понятия не имею. Двадцать лет безупречной работы в органах. Награждён.

-Это нам известно, майор Зотов. Правда, что у Вас с Виталием Красовским неприязненные отношения, — сразу перешёл в наступление следователь.

— Красовский? У нас такого в РОВДе точно нет.

-Ну, зачем так. Немного переигрываете, — широко улыбнулся следователь, поправляя свои светлые волосы. — Неужели забыли палатного врача, который лечил Вашего отца?

— Извините, в каком качестве вы меня допрашиваете?

— Успокойтесь майор. Вы проходите свидетелем на данном этапе. Вас что-то смутило в ходе лечения отца?

— Он прошёл всю войну разведчиком. Больше десяти боевых орденов, несколько ранений, но выжил, а тут…. На сердце никогда не жаловался – плавал даже осенью, на лыжах ходил…

— Он ведь лёг на ежегодный осмотр?

-Да, были проблемы с обменом. Регулярно ложился – прокапаться, проколоться. И вдруг инфаркт.

— Сомневаетесь в правильности заключения? Даже эксгумации и повторного вскрытия добивались, насколько мне известно.

— Я не врач. Все его коллеги дружно подтвердили, что больной получил необходимое лечение в полном объёме. Не исключено, корпоративная солидарность, но дело возбуждать не стали, а я привык по закону.

— И Вы никогда после этого не пытались встретиться с ним, объясниться.

— Зачем? Отца ведь уже не вернуть. Нет, больше не пересекались.

— Странно. Он ведь Ваш сосед.

— Ошибаетесь. Я всех своих соседей хорошо знаю, здороваемся.

— Красовский живёт в соседнем доме.

— Как-то не замечал.

— А что Вы делали в тот вечер?

— В какой? Когда умер отец?

— Нет, когда Красовского…ограбили, — вновь заулыбался следователь.

— Был на службе в отделении.

— Почему? Вы ведь отработали свою смену.

— Много происшествий было. Сверхурочные у нас — обычное дело.

— Да, алиби у Вас надёжное. Вся смена подтвердила, что никуда не отлучались. Корпоративная солидарность? – в голубых глазах сверкнула плохо скрываемая издёвка.

— Всё так и было, товарищ следователь. Сидел, оформлял протоколы.

— Сейчас в отпуске?

— Да, три года уже не был, и отгулов накопилось

— Отпуск – это хорошо. Здоровье поправите, подлечитесь. Вас ведь отец сам воспитывал?

— Да, маму убили, когда мне только исполнилось десять. Почту разносила. Убийц так и не нашли. А отец больше не женился – любил сильно её.

— Печальная история. Сочувствую. А когда, говорите, Красовского в последний раз видели? – голубые глазки сразу превратились в острые колючие льдинки.

— В день смерти отца. В ординаторской.

— Настаиваете? Жаль,– чуть притухла яркая голубизна глаз. – Если потребуетесь, вызовем.

Бумер подъехал, как обычно, к вечеру, когда уже стемнело. Сначала из него выпорхнула очередная светловолосая «девочка-дюймовочка» лет шестнадцати в коротенькой супер-мини по самую ватерлинию. За ней вальяжно вылез высокий и очень плотный водитель с большой плешью, несмотря на ещё довольно молодой возраст. Оба скрылись в парадном.

Я надел куртку с капюшоном и быстро спустился вниз. Сейчас пойдёт в магазин в соседнем доме. Послышались тяжелые шаги вниз по ступенькам. Он вышел и на секунду остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте.

Сначала я ударил его в живот, потом смачно в самодовольное щекастое лицо. Неожиданно он безвольно сполз вниз и тут же попытался провести захват моих ног. «Схватка в партере» с таким амбалом мне совсем не улыбалась и, с трудом освободив правую, нанёс несколько точных ударов, он обмяк. Наверху хлопнула дверь и капризный девичий голосок позвал,

— Виталька, ну ты скоро?

Я быстро нащупал в его карманах кошелёк и айфон — естественно белый, обязательный атрибут успешности. И то и другое выкинул потом на другом конце города.

-Ну что, Сан Саныч? – пора на отдых, ветеран – ласково сказал шеф. – Работаешь не очень что-то, неаккуратно в последнее время. Пиши заяву. Сначала отпуск отгуляешь, а потом рыбалка, грибы-ягоды. Нервишки подлечишь. Да не переживай ты так! С почестями проводим – с оркестром, как положено.

— Не спеши с оркестром-то, полковник. Прибереги для погоста, — мрачно пошутил я.

Палатная сестра Людмила – ещё молодая чернявая женщина немного за тридцать с коротким хвостиком и с вечно озабоченным довольно неброским лицом – если не считать больших серых глаз и мягкого овала лица — подрабатывала в нашей поликлинике, делала обезболивающие инъекции онкольным. Были жалобы от родственников по поводу неэффективности уколов.

Я подкараулил её, когда она входила в квартиру после обхода больных. Выскочил из ниши за лифтом и представился

— Майор Зотов. Есть разговор. Давайте пройдём в комнату.

Медсестра сильно побледнела и обмерла  от неожиданности. Пришлось ей немного помочь.

— К столу! — приказал я. Сначала тщательно обыскал её слегка потертое демисезонное пальто. – Всё содержимое сумочки на стол!

Так нужные мне пять ампул промедола торжественно звякнули о тёмный лак столешницы. Сестра молчала, потрясённая происходящим.

— Давайте оформим чистосердечное признание. Учтут. Пишите – я продиктую.

Сестра призналась, что иногда колола анальгин вместо наркотика, а промедол сбывала клиентам наркоманам. Я аккуратно положил протокол, ампулы и пустую коробку из-под анальгина в файлик и спрятал.

— Сколько мне дадут? – каким-то безнадёжным тоном спросила медсестра.

— Лет семь. А может, пять, если учтут чистосердечное. А где Ваш сын, кстати?

— В садике, — прошелестела она пересохшими губами.

— Да, вырастет в детдоме малыш. А, может, и лучше воспитают, чем мать-наркоторговка.

— Да это ведь всё ради сыночка! Зарплату уже четыре месяца не платят. Как жить? – вдруг разрыдалась она.

— Ладно. Есть вариант. Вы мне кое-что расскажете, а я ход делу не дам. Слово офицера.

— Вы ведь про отца хотите узнать? – я Вас вспомнила.

— Расскажите, как проходило лечение, отношение лечащего врача к больному.

— Про Виталия Семёновича не могу. Он ведь Красовский по матери, а отец его Александр Ц.

— Тот самый? Известный политик?

— Да, поймите Вы, он ведь и меня и сына, если что…

— Не бойтесь. Никто нас вместе не видел.

— Никаких показаний против него я давать не буду!- с неожиданной твёрдостью заявила Людмила.

— И не надо. Просто расскажите мне всё без протокола, и мы забудем о нашем разговоре и о Ваших пальчиках на ампулах, — я незаметно включил диктофон.

— Что Вас интересует? – в голосе послышалась обречённость сломленного человека.

-Лечение, особенно уколы, — я старался не смотреть в её большие, потемневшие от душевной муки глаза.

— Уколы не делали.

— Что?!

— Понимаете, лекарство дефицитное, врач привык зарабатывать на каждой ампуле, а старик наотрез отказался. Мол, льготник он — бесплатно всё положено, и вообще был против всяческих поборов больничных.

— Сволочь! – не выдержал я.

— Ну, зачем Вы так. Он ему ещё по-божески предложил проколоться всего за три ордена.

— Как это?

— Понимаете, Виталий Семёнович — фалерист. А у Вашего отца как раз были три редких номерных ордена Славы с документами, которых нет в его коллекции. Без бумаг доктор не покупает никогда – он солидный коллекционер. У деда ведь полно таких побрякушек. Ой, извините, — осеклась сестра, заметив моё потемневшее лицо. — Это врач так сказал. Не очень он ветеранов…

-Мразь!

— Старику стало плохо тогда, после разговора — пришлось вколоть сердечное. Ночью приступ повторился, а дежурный врач заперся с новенькой медсестрой в ординаторской. Знакомился. Пока достучались до них, спасать уже было некого. Потом уже задним числом заполнили историю болезни.

Сейчас подрабатываю охранником в магазине. А с ребятами мы иногда встречаемся в нашей любимой стекляшке – по пивку вдарить. Бывает, по привычке наводим порядок, внушаем правила хорошего поведения особо буйным посетителям.

Доктора теперь часто вижу. Его тоже уволили с работы — по состоянию здоровья. Ковыляет с палочкой через двор в поликлинику. Бумер, куда так охотно прыгали малолетки, продал. Лечиться в наше время – ой, как недёшево.

С самого утра позвонил полковник.

— Слышал новость? – возбужденно спросил бывший начальник.

— Нет.

— Да ты хоть газеты читаешь, майор?

— Сейчас не до них. Собираемся с ребятами помянуть отца – годовщина завтра. А что там стряслось?

— Скончался отец фалериста — от сердечной недостаточности. Так что подходи, пиши заяву. Работать некому, слушай – не хватает опытных кадров. А дел!

— Ещё подумаю, стоит ли от рыбалки отказываться — рыбок так хорошо прикормил.

— Будешь долго думать – пришлю спецназ за тобой, — пошутил в своей обычной манере шеф. – Всё согласовано. Двое суток на сборы, майор! Привет Людмиле твоей!

Автор: Владимир Брусенцев

По образованию - филолог английского языка, переводчик и преподаватель. Начинал писать, как все, с поэзии. Однако, затем судьба свела меня с ветераном Чеченской войны, спецназовцем, в одном купе поезда "Стрела" Нижний Новгород - Москва. Потрясённый его пронзительной историей, рассказанной во время нашей многочасовой беседы, я написал свой первый рассказ о сложной судьбе чеченского мальчика в районе боевых действий. Так я стал прозаиком.

Алиби: 10 комментариев

  1. Спасибо, Анна! С прошедшим Женским днём! Удачи, радости, здоровья!@ Анна:

  2. Похоже, первоначально текст был длиннее, потом подвергся сокращению. Я угадал?

  3. Не совсем. Я вообще не люблю длинные описания. Короткий рассказ должен читаться на одном дыхании. Кое-что сократил, чтобы читатель сам додумывал. Стараюсь не разжёвывать.

  4. У нас просто безумно зарабатывают, Светлана. Скажем, знакомой предложили курс уколов в глаза -за 100 тыс. руб. Для поддержания зрения — 10 уколов.

  5. @ katrins:
    Большое спасибо, Катя за понимание. К сожалению ни ордена фронтового разведчика, ни даже погоны майора милиции сына не спасли ветерана от беспредела. Я написал серию рассказов о Зотове. Он «правильный мент» — ничего не крышует и поборами не занимается. Мне близок по натуре. К сожалению, со злом иногда можно бороться только силой. Чтобы не наглели сильно.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)