Тяжело в учении — легко в бою!

На дворе май месяц. В воздухе повисла эта безумная смесь аромата очнувшихся от спячки растений и перегара, по-детски радующихся весне алкашей. Белесые абрикосы уже отцвели и передали эстафетную палочку акациям. Но кучку студентов, томящихся в ожидании зачета, в душном коридоре перед аудиторией, мало волновали все эти прелести времен года. Сдать бы зачет… эх… а там можно и к местным алкашам наведаться. Вместе порадоваться первым теплым денькам, пропустить бутылочку-другую. Повспоминать, как они в детстве лазали в сад за сливами к дяде Юре, который, развалившись, спит вон на той лавочке. И как он потом таскал за уши, а они просили маме не рассказывать. Эх… было время.
Но не все так просто. Ведь сдавать надо не «что-то там», а языкознание (о чем был этот предмет, не смог понять даже первый ряд). И принимает не «кто-то там», а сам Ленинов Евгений Багданович. И слухи ходят, что копит он себе на новый мотоцикл. Каждая копейка на счету и поэтому сдать зачет, ой, как не просто. Стоит заметить, что Ленин, как называли его студенты между собой, во-первых имел, самое что ни на есть, натуральное внешнее сходство с Владимиром Ильичом (которого вполне мог избежать одним легким движением бритвы, но, видимо, что называется, «льстило»), а во-вторых, действительно предпочитал машинам мотоциклы. Изо дня в день, он подъезжал на своей роскошной «Ямахе» к университету, парковал свой мотоцикл возле курилки, слазил с него и церемониально снимал шлем, обнажая мокрое, от пота, лицо в очках, с немного примятой шлемом бородкой. И тут же каждый студент бормотал себе под нос «И впрямь — Ленин».
Итак, студенты стояли возле аудитории и пересчитывали деньги. Бабушка бабушке сказала, что цена вопроса- 150 грн. Для нас с вами деньги может и небольшие, а вот для вечно голодного студента – сух паек на 2 недели. Ну или 2 часа в клубе. Тут уж, как говорится, каждому свое.
Кто-то у окна задел жалюзи и горячий, майский солнечный луч ошпарил лицо Сидорову. Сидоров поморщился, а про себя подумал: «Курить-то как хочется». Но покурить он уже явно не успевал. Да и вообще, курить вредно. Внезапно распахнулась дверь аудитории и студент Петров, вальяжно-саркастическим тоном, громко огласил на весь коридор: «Сдал». И тут же по тише прибавил: «150 гривен». Из-за двери послышался картавый голос: «Пыжиков, заходите». Бледный Пыжиков, прижимая к груди 150 гривен прошмыгнул в аудиторию. Петрова тут же обступили оставшиеся несчастные, сжимающие в руках скомканные, пропитанные влагой, купюры. «А за сотку никак?», — спросил самый жадный из них. «Никак», — польщённый таким вниманием, ответил Петров. Сидоров, судорожно доставая деньги из кармана, насторожился. И точно. Сто рублей. Ровно сто проклятых рублей. Глаза лихорадочно забегали в поисках спасательного круга. «О, вон Иванов стоит, у него всегда денег полно», — подумал Сидоров. «Эй, Иванов, поди сюда!», машет ему рукой. «Денег нет», — кричит в ответ Иванов на весь коридор. Отовсюду слышится: «Так тебе и надо, Сидоров, вечно ты жлобишься». «Да ну вас всех, думает Сидоров, я и за сотку договорюсь. Обаяние включу, в конце концов. Вон, Маша Пилоткина говорит же, что я обаятельный». При мысли о Пилоткиной он тут же заулыбался.
Двери опять распахнулись и вышел довольный Пыжиков. «Пятерочка», — громогласно сообщил всем присутствующим. Из аудитории послышалось «Сидог’ов». Улыбка исчезла с лица и Сидоров поплелся к двери. Отовсюду неслось: «Давай, «Сидог’ов», посмотрим, как ты за свою соточку сдашь». «Да ну вас всех к черту», — подумал Сидоров, уже стоя на пороге, «я и за полтос сдам». И тут же, на пороге, переложил пятьдесят гривен в задний карман. «Не даром же Машка меня тогда обаятельным назвала…эх», — подбадривал он себя. Гулкие шаги эхом отражались от стен пустой аудитории. Евгений Багданович все ближе и ближе. Вон уже замаячил алчный блеск тараканьих глазок. «И впрямь Ленин», — подумал Сидоров.
«Здравствуйте, господин Сидоров», — прозвучало откуда-то из под жиденькой бородки. «И тебе привет, «Евгений Ваганович»», — подумал Сидоров, а в слух сказал: «Здравствуйте, Евгений Ваган… Багданович», и тут же покраснел.
— Присаживайтесь, голубчик, что же вы стоите?, — прокартавил профессор.
Сидоров скромно присел на край стула.
— Ну что товарищ, готовы к экзамену?, — ласково проворковал мотогонщик.
— Ну… как вам сказать…, -промямлил несчастный студент.
— Ясненько. Да вы не переживайте, я человек, так сказать, отзывчивый – всегда иду на встречу студентам, подмигнул ему Ленинов, приоткрыв, лежащую на краю стола, папочку.
«Ах ты ж морда тараканья», подумал Сидоров, не ожидавшей такой прямой атаки.
— Понимаете, замялся он, — у меня тут небольшие…, наклонился к нему поближе и прошептал, — финансовые трудности…
— Сколько? – деловито наклонившись к нему на встречу, прошептал Ленинов.
— 50 гривен…, — как бы растерянно промямлил Сидоров.
— Да вы что, дорогой мой, это же вообще не серьезно, произнес вождь пролетариата, откинувшись на спинку стула. — Учиться, видите ли, не хотим, платить, видите ли тоже…
— Понимаете, просто моя бабушка… очень больна… (бабушка, прибывавшая в полном здравии у себя дома, громко икнула) все деньги… уходят на лекарства… клизмы там… капельницы разные… пилюльки…
— Пилюльки, — фыркнул сердобольный профессор. – Вы мне эти шутки бросьте, голубчик. В общем так. Давайте сюда 100 гривен и зачетку.
«Да и черт с тобой», подумал Сидоров, кладя 100 гривен в папочку, в то время, как Ленинов, своим крючковатым почерком, выводил в его зачетке «троечку», приговаривая при этом: «Эх, что нынче за студенты пошли… эх, что за время такое…».
Скрипнул замок, и в дверном проеме замаячил Сидоров. Со всех сторон: «Ну что жлабяра, завалил небось?». И как вы думаете, что он ответил? Да ничего он не ответил.
Просто кукиш показал.