-«Какое странное чувство. Где-то там, в пространстве вращаются с бешеной скоростью черные и белые, вперемежку с красными, фигуры голограмм, интерференция картин сменяет одна другую, повторяясь с завидной последовательностью. Круги то сужаются, то разбегаются, и нет им конца. Хочется вырваться из этого плена наваждения или страшного сна, но отчего так тяжелы веки? Отчего тело не поддается желанию повернуться и почему, если уже утро я не слышу обычного пения птиц»? — Эльза прислушивается, но в ушах, словно беруши не пропускают в ее сознание не малейшего шороха. Тишина давит и рождает чувство ужаса перед неизвестностью. Лиза пытается закричать, но она начинает понимать, что этот крик только плод ее воспаленного воображения, и от этого становится невыносимо. Эльза пытается пошевелить рукой, но ее пронзает сильная боль, а рука кажется такой тяжелой, что и, сложив все усилия, она не может ею пошевелить. Она чувствует прикосновение кого-то, кто крепко прижал ее руку и держит ее словно в клешнях.
-«Надо открыть глаза, надо перевернуться на бок. Это всего лишь один из кошмаров, так часто ставших повторяться последнее время. Но я не могу открыть глаза, веки такие тяжелые и просто нет сил». – Эльза пытается глубоко вдохнуть, это иногда помогает, но не сейчас. Сейчас она снова чувствует резкую боль.
– «Странно. Почему так болит плечо, словно его сдавили и не отпускают»? — Чувство беспокойства от присутствия посторонних, странные неразборчивые звуки, словно кто-то стоит над головой. Кошмар сковывает все тело и разум, но она заставляет себя думать.
— «О, черт! Наверное, это телевизор, как всегда я уснула и не выключила». – Приходит спасительная мысль.
-«Нет, голубушка», — приказывает себе Эльза – «открывай глаза, пока совсем крыша от этих снов не съехала».
Ресницы начинают вздрагивать, Эльза с большим трудом пытается слегка приподнять ресницы. Сквозь их тень она видит склоненные к ней белые безликие маски в белых колпаках. Она снова быстро закрывает глаза, крепче смыкая веки.
– «Нет, это кошмар наяву. Откуда тут Ку-клукс-клановцы? Это уже не кино. Может быть, меня и вовсе уже нет? Может быть, это я в прошлой жизни иду на эшафот»? – Шепотом она говорит себе.
— «Бредит». – Слышит она чей-то голос.
— «Нет. Это переходит все границы, неужели я снова оставила на ночь незапертой дверь. Наверное, конец, но попробовать надо» — думает Эльза, и в уме прокручивает, ситуацию, — как Гуру учил их защищаться, когда чувствуешь угрозу»?
-«Надо подтянуть согнутую ногу к груди и сделать резкий выпад в сторону противника». – Но ноги, их словно связали.
– «Сволочи, стреножили». – Она возмущена и понимает, что голограммы исчезли, она снова слышит звуки, пока неясно, словно шепот, но слышит и главное она уже разозлилась.
-«Главное смотреть в глаза противнику»! — Эльза резко открывает глаза и смотрит на склоненные к ней лица, переводит взгляд поверх голов и видит чистый белый потолок. Она снова обводит взглядом три склоненных лица и понимает, то, что было прелюдией плода ее воображения, вовсе не сон, а кошмар наяву. Кошмар только начинается. Что она тут делает? Она разглядывает лица в масках. Колпаки сдвинуты на самый лоб, очки и марлевая повязка скрывает лицо мужчины, но она чувствует, что он улыбается, -«Странно, чему он улыбается?». — «Наверное, врач». – Делает она уже почти осмысленный вывод и пытается понять, что все-таки происходит. Рядом с врачом стоит девушка в колпаке и маске, но глаза, какие большие глаза, словно чаинки, плавают в лучистых отсветах солнца играющих в чае. Рядом стоит стойка с системой.
— «Вот дела. Это я под капельницей? — Она пытается разглядеть третье лицо, и понимает, что это не кто иной, как улыбающаяся в тридцать три зуба, ее подруга Тимка. Это она сжимает, ее руку держа ее на краю белых одеяний больничной постели.
«Чему они все так радуются? – Думает Эльза, и словно в ответ на ее немой вопрос, доктор говорит:
— «С возвращением»! – Он делает знак рукой медсестре и выходит вместе с ней из палаты.
Хочется уснуть, а проснувшись понять, что все это приснилось. Уже в полузабытье она смотрит на Тимку, но та заботливо поправляет одеяло и не смотрит ей в глаза.
— «Ну ладно я с вами потом разберусь. Вот только немного посплю». И тихо засыпает……
“Эльза то засыпала и память услужливо подносила ей картины из прошлой жизни, то просыпалась и пыталась упорядочить свои сновидения. Ее мучил один и тот же вопрос: — «Как, что произошло и почему она здесь»? — Но память словно заблокировало, и фильтр, не пропуская в сознание плохих воспоминаний, и это мучило ее.
-«Ведь неспроста она здесь, что-то ее сюда привело». – Она пыталась восстановить хронологию последних событий. Когда она просыпалась ночью и смотрела в потолок, по которому метались тени от отражения лап ели, подсвеченной лучами софита под окнами палаты, в ее воспоминаниях мелькали отрывки музыки, и ей снова хотелось встать и танцевать в лучах софитов. Когда она просыпалась днем, и видела на стене игру солнечных зайчиков, перед ее глазами открывались картины побережья океана и сверкающие, набегающие одна на другую волны. Она видела, как на длинной доске ловит волну, чтобы не упасть с доски, так как на большой волне очень сильный чоп, она пытается сохранить равновесие, но серфер много времени проводит в воздухе и она летит, словно птица и опускается на волну, следуя за ней вперед навстречу ветру….
Картины, словно фигуры, перемещались по шахматному полю, рокировались, вели в своей игре к пату, но, не отвечая не на один ее вопрос.
Словно какая-то дверка наглухо закрыта. Эльза понимала, что если эта дверка откроется, то возможно откроется ящичек Пандоры, и она вспомнит, что-то такое, не очень приятное. Окажется перед действительностью, которая и привела ее в эту палату. Она уже более сознательно отодвигала от себя открытие этой пресловутой дверки….
Но так, же она знала, что всё, что с ней случилось, что бы, ни произошло, необходимо пережить. Не подавляя, не вступая в борьбу с происходящим, не утешая себя, необходимо пережить всё так, как есть. Если болит — болеть, если подступает слеза — плакать, но пережить от начала до конца чтобы случившееся не стало спутником ее подсознания, давящее на ее дальнейшее ее существование.
Эльза поняла одно, если, она не вспомнит, не выстроит всю цепочку своей жизни, не сможет снова пережить все события, пока память услужливо будет подавлять в подсознание посредством сопротивления, весь негатив, она не сможет быть свободным человеком и свободной личностью.
Можно избегать горьких воспоминаний, в зависимости от обусловленности окружающего, но если она будет демонстративна, то начнется борьба с происходящим, а если ум обусловлен на тревожную мнительность — то возникнет утешение, убаюкивание. И борьба и утешение сослужат избеганию душевной боли, подавляя её в подсознание. Если боль исчезает из сознательной части ума, но остаётся на уровне подсознания в виде душевной раны, то окажет впоследствии значительное влияние на всю оставшуюся жизнь, характер, отношения с другими людьми, и станет направлять все ее действия, поступки, слова, интеллект, независимо от ее желаний.
И если кто-нибудь даже через много лет упомянет о том, что причинило ей боль, в ней заболит эта рана, заноет, вызывая сопротивление сказанному. Но она уже не сможет понять, почему это с нею происходит.
Надо, надо разобраться в себе, в своих ощущениях, в ситуации и принять правду, какой бы она не была. То, что было, то уже свершилось и это останется уроком, хорошим или плохим, но это опыт, который подарила судьба и противление уже свершившемуся факту совершенно бесполезно, главное осмыслить, разобраться, принять и отпустить….
Размышления Эльзы прервал скрип двери. Кто-то тихо подошел к ней, но она не собиралась открывать глаза. Ей совсем не хотелось никого видеть, а тем более разговаривать. Снова скрипнула дверь и по паркету простучали торопливую дробь чьи-то каблучки. Она услышала сквозь еще не прошедшую дрему перепалку двух голосов. Первый шепот принадлежал мужчине, а второй был женский.
— «Марк, тише. Видишь, она спит» — Шепот был совсем рядом, и было в нем что-то очень знакомое.
— «Отстань! Хватит ей спать. Пора подниматься и за работу». — Говорил полушепотом второй голос, и он был ей знаком, но она не могла вспомнить, где его слышала.
Эльзе стало любопытно, кто так бесцеремонно нарушил ее уединение, прервал тишину, оборвал ее мысли. Она слегка приподняла ресницы, почти не размыкая век, и увидела комическую ситуацию. Совсем рядом с ее кроватью, стоял высокий темноволосый мужчина в синем спортивном костюме. Черная с легкой проседью шевелюра волос окаймляла крупные черты лица. Темно – карие глаза сверкали веселыми искрами. Он казался просто великаном в этой маленькой палате и славно заполнил собой все ее пространство. В одной руке он держал ноутбук, а другой то-ли оборонялся от девушки, которая словно коршун нападала на него, то-ли пытался сгрести ее в охапку и прижать к себе, что бы лишить возможности возражать ему. Фигурка девушки была изящной до совершенства, высокая стройная, светлые волосы цвета золотого пшеничного колоса, собраны в хвост. Огромные глаза, словно два озерка хрустальной родниковой воды, отражающей голубизну неба, в этот момент отражали не столько спокойную голубизну неба, сколько небо перед ураганом. Одной рукой девушка вцепилась в рукав куртки мужчины, пытаясь оттащить его от постели Эльзы, а другой пыталась дотянуться до его лица, чтобы прикрыть ему рот ладошкой. Губы Эльзы начали предательски растягиваться в улыбке.
Распахнулась дверь и в проеме двери появился доктор, а за ним маячило испуганное лицо медсестры.
-«Что тут происходит? – Буквально рявкнул он, но увидев эту сцену, тоже улыбнулся и, повернувшись к медсестре сказал:
— «Я так и знал, что будут маски-шоу».
-«Зоя, убери систему. Оно, пожалуй, — он постучал костяшками пальцев по дверному косяку, — правда, пора уже будить спящую красавишну»! – Сказал он, развернулся и вышел, погрозив пальцем молодым людям. Зоя отстранила посетителей, сняла капельницу, молча, улыбнулась и вышла из палаты.
Марк, а это был именно он, композитор и аранжировщик театра «Олимпус», по- хозяйски придвинул стул и уселся на него, положив на колени свой бесценный блестящий ноутбук, с которым практически никогда не расставался. Рядом с Марком в растерянности стояла ее верная юная подруга Мери, а он смотрел на Мери снизу вверх с видом победителя.
Эльза решила, что пора прервать свое молчание и обратить на себя внимание, пока эти двое снова не вцепились друг в друга, но тут она ощутила странный запах. Запах становился все явственней, и это было невыносимо.
-« Господи! Может быть, мне объяснит кто-нибудь, что тут происходит? И вообще, что это за странный отвратительный запах»? — Не выдержав, тихо спросила Эльза.
Марк и Мери переглянулись непонимающе, и уставились на Эльзу в растерянности.
-«Ка-ка-кой запах»? – Мери не понимала, что Эльза имеет ввиду, говоря о странном запахе и стала оглядывать палату, направилась к окну, открыв его, она в недоумении пожала плечами. Вдруг ее взгляд упал на пакет, стоящий на полу у изголовья кровати Эльзы и она все поняла.
-«Марк, это что»? – Спросила она, показывая пальцем на пакет.
-«Как, что! Это я принес курочку – гриль и пироги. Вы же ее тут совсем голодом морите. Кашки – машки, таблеточки – риголеточки». – Ехидно улыбаясь и растягивая слова, почти пропел Марк.
-«Мери отнеси, пожалуйста, пакет в столовую. На ужин пусть поставят на стол». – Прервала Эльза снова начинающийся спор.
-« Ага! Мери отнеси, но оторви крылышко и отрежь кусочек пирога, мама испекла специально с творогом, я ее кормить буду. Устроили тут диету, словно она язвенник. Подумаешь инсульт, велико дело. И вообще я сегодня утром с врачом разговаривал и теперь у меня своя терапия будет». – Сказал он тоном, не терпящим возражений.
-«Господи, какой же ты твердолобый». – Мери взяла пакет и ушла в столовую. Когда она вернулась, Марк объяснял Мери, что приехал специально к ней, что бы обсудить новую программу будущего сезона.
-«Марк, подожди, если ты помнишь я же ушла со сцены. Или нет?» — ничего не понимая, Эльза смотрела на него, и пыталась вспомнить, действительно ли она ушла из театра или это тоже проделки ее заблудшей памяти.
-« Вот я оставляю тебе ноутбук. С врачом я договорился, проблемы нет. Вот тебе наушники, что бы ты могла прослушать новые композиции. Здесь две папки с записями. Отдельно папка с контрактом от Андре. Завтра с утра включаешь и думаешь над постановкой своих танцев. Работай! А ушла ты или нет – это никому не интересно. Афиши с твоим именем, Андре и не собирался сдавать в макулатуру». – Марк, театрально раскланявшись, быстро ретировался из палаты, словно его тут и не было, словно боясь услышать отказ. Мери выскользнула вслед за ним и накинулась с упреками.
-«Ты как себе это представляешь? – Мери не понимала, как можно быть таким эгоистом.
-«Знаешь, а может быть пустота в душе и есть самое страшное в жизни». – Задумчиво произнес Марк.
–«Порой просто необходимо заполнить эту пустоту, что бы человек снова обрел смысл жизни и начал бороться за эту самую жизнь. Мери я уеду, а вы тут присмотрите за ситуацией, и не давайте ей расслабится. Только все вместе мы победим ее боль. Страшна в жизни каждого человека не столько физическая, сколько душевная боль от предательства дорогих людей и сейчас совершенно не важно, вернется она на сцену или нет, но появится стимул работать. – Продолжал Марк шепотом.
-«Ну, хотя бы так». – Марк задумчиво обнял Мери, затем отстранил от себя, заглядывая в ее бездонные глаза, и похлопав по плечу, резко повернулся и какой-то ватной походкой пошел к выходу из отделения неврологии. Но в душе Марк твердо был уверен, что они в театральном коллективе приняли правильное решение. Сейчас было, главным даже не то вернется она на сцену или нет, а то, что бы она снова нашла свой путь в жизни.
— «Возможно, Марк и прав». – Подумала Мери, возвращаясь в палату к Эльзе.
Эльза лежала, закрыв глаза. Она устала и хотела сейчас одного – просто уснуть, растворится в тишине и не о чем не думать.
-«Мери, иди уже домой, спасибо тебе, но я посплю. Я так от вас устала». – Сказала она…..
Она не знала, сколько времени она проспала, но проснувшись, она увидела на потолке все те, же танцующие тени от лап елей, клонимые ветром они танцевали свой бесконечный танец, образуя таинственные образы. Эльза смотрела в потолок и словно в немом кино разглядывала рождающиеся картины. Память, хоть и нехотя преодолевала запретные барьеры. Ранее вращавшиеся круги в пространстве с бешеной скоростью в черно — белых кругах голограмм, интерференцировались теперь в картины, сменявшие одна другую, повторяясь так же с завидной последовательностью, но эти картины, уже наполнялись смыслом и цветом, стройно выстраиваясь в цепочку ее жизни, укладываясь, звено в звено……
Вот маленькая шалунья кружится, но поляне заросшей иван-чаем и ромашками. В лучах яркого солнца, стоящего в зените, она, кружась и порхая, наперегонки с бабочками, срывает цветы и колосья, а мама плетет ей из них венок, а затем надевает этот венок из изумительных белых ромашек с пшеничными колосьями на ее голову. Белые ромашки венка оттеняют ее смоляные кудри разбросанные легким ветерком на плечи, на лицо, ниспадающие каскадом почти до пояса….
Но вот уже на ее голове венок совсем другой, волосы собраны в замысловатую прическу и их покрывает белая фата…..
Как, же давно это было…. Еще дважды она наденет свадебное платье и войдет в зал торжеств со своим нареченным. Но, сколько воды унесет река времени и сколько пудов соли будет съедено за все эти годы совместной семейной жизни, прежде чем зазвучит вальс Мендельсона в честь серебряной свадьбы, а затем и жемчужной. В чем был смысл ее жизни? В поисках «Золотого сечения»? Многие люди «стремятся найти» золотое сечение во всём, что между полутора и двумя. Возможно и она, ослепленная успехом, думала, что нашла это пресловутое «Золотое сечение», а как теперь, оказалось, она была всего лишь страусом, прячущим голову в песок, не замечающим всех проблем.
«А ведь ларчик открывается просто» — Вспомнила Эльза поговорку. Вот и стал открываться ящичек Пандоры, ставшей причиной ее сегодняшнего состояния и ее нахождения здесь…
В этом году сын заканчивал школу. Необходимо было решать вопрос с переездом во Францию. На семейном совете было принято решение, что она покинет сцену и полностью посвятит себя горячо любимой семье — мужу и сыну. Сын уже практически был зачислен в Сорбонну, оставалось лишь привезти аттестат, что бы иметь более высокую ступень обучения…
Все дела были практически завершены, аттестат сыном получен. Эльза утрясала последние дела со сдачей недвижимости и ожидала приезда Алекса. Они решили отпраздновать жемчужную свадьбу в России и уж, потом она с сыном переедет в их Парижскую квартиру. Эльза отыскала небольшой, но уютный ресторанчик в районе Лефортово. Он ей очень понравился своим расположением, кухней с набором блюд разных континентов, но так, же не маловажным было его романтическое оформление и живая музыка.
Алекс прилетел за день до намеченного торжества. Эльза встретила его в аэропорту, и они не заезжая домой поехали на Поклонную гору, как это делали всегда по возращению в Россию. Это была годами выработанная традиция. Они гуляли, любовались открывавшейся с её вершины, панорамой города и окрестностей, фонтанами и обязательно склоняли голову перед Обелиском Победы. Все было, как всегда, но смутное чувство тревоги временами накатывало на Эльзу, но она гнала от себя это чувство. Вот все ее любимые рядом, значит все хорошо. Где-то внутри своего сознания она практически на протяжении всей своей супружеской жизни нет, нет, и испытывала смутное беспокойство, как она называла это прочно засевшие в ее уме – «ощущение вокзала». Тревожащее чувство было таким, словно она спешит на поезд, но каждый раз, выбегая на перрон, она видит лишь красные огоньки уходящего последнего вагона, и словно в насмешку слышит, как бумеранг возвращающуюся мелодию, — «Опять от меня сбежала последняя электричка». В такие минуты она брала в руки телефон, обзванивала своих родных и близких ей людей, что бы убедиться, что все нормально, и гнала от себя это чувство. И вот снова.
-«Это уже паранойя». – подумала Эльза отгоняя от себя непонятное состояние.
На торжество съехались близкие друзья их семьи, друзья и сослуживцы мужа, такие же, как он ученые мужи, поклонники таланта Эльзы, и казалось просто случайные персоны пришедшие поглазеть и покушать на халяву. Вечер был не однозначный. Это был вечер встречи единомышленников и друзей, давно не видавших друг – друга, жемчужная свадьба и все это плавно переходило в вечер прощания, перед их уже теперь фактическим отъездом на долгое время, Время пролетело незаметно, расходились уже под утро…….
Дома, стоя перед зеркалом, Эльза любовалась своим отражением, видя там красивую, все еще очень стройную женщину в платье цвета чайной розы. Цвет платья, выгодно подчеркивал стройность ее фигурки и иссиня-черный, опускающийся волнами и спиралями ниже плеч каскад волос. Она завела правую руку под копну волос и приподняла волосы, левой провела по ожерелью, украшавшему ее шею, и залюбовалась красотой жемчуга, сколько в нем было чистоты и в то же время великолепия. Гарнитур из нитки жемчуга, серег и кольца Алекс надел на нее во время торжества, как символ «Жемчужной свадьбы». Он долго, что то — говорил при этом, о том, что благодарен ей за все годы терпения, за то, что взвалила на свои плечи все заботы, давая ему свободно заниматься наукой, что всем чего он достиг, он обязан ей, говорил долго и сумбурно, прерываемый колкостями и шуточками друзей. Время от времени гости хором кричали: — «Горько», — они целовались, а те хором считали и смеялись.
— «Шумела и гремела свадьба». – Вспомнила она слова песни и улыбнулась своему отражению. Она скосила глаза и увидела, что Алекс смотрит на нее, но странным и каким-то оценивающим взглядом.
-«Что? Что ты так смотришь»? — Она прокрутилась на каблуках, подняв волосы над головой, заведенными за голову руками.
-«И как ты находишь девушку преклонных лет»? – Кокетливо улыбаясь, спросила она.
-«Расстегни мне колье». – Попросила она, поворачиваясь к нему спиной и подставляя оголенную шею.
Она поднесла руку к жемчугу, Алекс расстегнул замок ожерелья и жемчуг упал в ее ладонь, Он наклонился и поцеловал ее в шею, затем повернул ее голову к себе, беря ее лицо в свои ладони. Он долго смотрел в ее глаза, она смутилась от этого пристального взгляда и попыталась высвободиться. Алекс нежно поцеловал ее глаза, губы, но она все-таки вырвалась и вышла из комнаты.
Когда она вернулась в спальню, он лежал, отвернувшись к стене, спал или делал вид, что спит. Она тихонько скользнула под одеяло и прижалась к нему, обняв и уткнувшись носом в его плечо. Через некоторое время он резко повернулся к ней, посмотрел в ее лицо. По ее лицу и разбросанным по подушке волосам блуждали отсветы теней, от качающихся за окном ветвей клена освещенных полной луной, и стал целовать….
Уже снова засыпая, он что-то начал бормотать и тут она услышала незнакомое имя, словно он продолжал диалог с кем-то другим, но не с ней. Эльза встала и тихонько вышла из спальни. Что-то словно укололо ее, и снова она вспомнила свое беспокойство.
Она приняла душ, долго смотрела на себя в зеркало, без всяких эмоций и мыслей, затем начала бродить по комнате, собирая его вещи. У Алекса утренний рейс на Париж – Орли, а затем, он должен успеть, заскочив домой и взять необходимые вещи, уже там — в Париже, успеть, в аэропорт Руасси. Сегодня их сын Максимилиан тоже улетает в Париж, но его рейс после обеда и приземлится он уже в аэропорту Руасси. Алекс должен встретить сына там и проводить в Париж со своим другом, а сам улетит вечерним рейсом на конференцию в Лондон.
-«Господи, когда уже закончатся все эти сложности с перелетами – полетами? – подумала она, засыпая зерна кофе в кафе-машину.
-«Вот черт! Как же смолоть кофе, сейчас эта техника некстати будет шуметь и разбудит его». — Она хотела немного оттянуть время, но пора было его поднимать. Совсем скоро приедет Герман и отвезет его в аэропорт. Они договорились, что она не поедет его провожать, а будет собирать Максимилиана. И она включила кофе-машину. Алекс вышел на кухню взлохмаченный после сна, вопросительно взглянул на нее.
-«Что кофе готов? – Спросил он. – «Наливай, пусть немного остынет, а я умываться». – Через минуту она услышала, как в ванной комнате он сначала разговаривал с кем-то по телефону, а затем шум воды.
Приехал Герман и отзвонился, она пригласила подняться его к ним и выпить кофе, но он отказался, сказав, что пока просмотрит прессу.
Присев на дорожку — посидели, молча думая, каждый о своем Алекс прошел в комнату сына, тот спал и улыбался во сне. Он не стал его будить. Посмотрел на спящего сына, на его блуждающую улыбку на еще детском лице, наклонился и поцеловал его.
-«Наверное, что-то снится. Вымахал выше меня, косая сажень в плечах, уже студент, а все еще ребенок». – Сказал он, поправляя одеяло на постели сына.
-«Ты прав, мы для своих родителей всегда остаемся детьми, даже если уйдем на пенсию, а наши дети всегда останутся детьми для нас. Это закон жизни». – Сказала Эльза.
-«Ты, как всегда права и мудра. Да для тебя всегда была, есть и будет семья – главное в жизни. Как говорила моя мама — ты у нас, как тигрица, защищающая своих детенышей. Для всех – Мать Тереза». – Выходя из комнаты сына, говорил он куда-то в пространство, как бы доказывая эту истину их семьи, не себе, и не обращаясь к ней, а кому-то совсем далекому. Эльза пожала плечами, не понимая, о чем он говорит, и главное к чему, и они пошли вниз к машине.
Проводив Алекса, Эльза стала бесцельно слоняться по комнатам, на ходу прихватывая разбросанные в спешке вещи. Она, словно, потерявшись во временном пространстве, сворачивала вещи, приглаживая их руками, складывала на свои места. Так она бродила пока не очнулась от зуммера телефона. Она взяла телефон и выслушала Германа, который доложил ей, что Алекс улетел нормально, а за ней и Максимилианом он заедет часа в два, после обеда…….
ЭЛИЗАБЕТ — глава 2
Писатель © zautok
Герман, как и обещал, заехал за ней и Максимилианом в полдень и отвез в аэропорт. Проводив сына Эльза, вернулась домой. Квартира встретила ее непривычной тишиной с налетом безвыходного чувства тревоги. Раньше, когда она возвращалась с гастролей, дом встречал ее гвалтом, неразберихой, музыкой и криками сына, который кричал:
— «Муля! Муля! Ты мне, что привезла»? – не давая ей, даже опомнится и отдышаться, начинал со смехом и детским восторгом теребить ее пакеты. Алекс же, как всегда стоял в проеме двери, смотрел снисходительно на постоянно не меняющуюся с годами сцену встречи и широко улыбался.
Сейчас же, оставшись одна, она почувствовала холод внутри, который подкрадывался, словно она попала в заколдованное пространство, в стеклянный шар наполненный пустотой и тишиной, из которого не было выхода. Она, молча, ходила из комнаты в комнату, машинально собирала разбросанные в спешке сборов вещи, бездумно и механически складывала их, приглаживая ладонью, свернутые свитера, рубашки, галстуки мужа и сына, словно пыталась почувствовать тепло, недавно прикасавшихся к ним рук, дорогих ей людей…………
нажать на ссылку (популярность 2%) — выход на главу 2