Глава 9
Кто-то тряс меня за плечо.
— Владислав Сергеевич, что с Вами?
Очнувшись, я увидел охранника Сашу. Он держал в руке стакан воды. Я осмотрелся. Вокруг меня были знакомые стены нашего петербургского офиса, где я до этого сидел за столом и спал, уронив голову на руки.
— Ну, слава Богу, — проговорил Саша. — Все давно ушли с работы, я пошёл закрывать дверь кабинета, и вижу – Вы спите. Никак не ожидал Вас здесь увидеть. Вы же в отпуске!
— Да, вот вырубился… Ночь не спал, — неуклюже выкрутился я.
Зазвонил стационарный телефон. Это был Феликс.
— Влад, насилу тебя отыскал. Почему ты выключаешь мобильный? Меня не встретил. Я уже и не знал, что думать и делать. Хорошо ещё, что ты сказал мне фамилию следователя. Дело улажено — у тебя железное алиби.
— Постой, постой, — удивился я, – не верю своим ушам! Давай-ка поподробнее.
— Ладно, слушай, — сказал Феликс. – Экспертиза показала, что Тенину была сделана инъекция быстродействующего яда, и, стало быть, смерть наступила мгновенно, а именно, в два часа ночи, когда ты находился в ментовке, о чём имеются неопровержимые документальные доказательства. Непонятно, конечно, чего это тебя среди ночи туда занесло, на эту стройку. Считай, что крупно повезло, что тебя там сцапали.
Я испытал огромное облегчение. Но, вспомнив о непонятных вещах, происходящих со мной, ощутил непреодолимое желание рассказать всё моему близкому другу.
— Феликс, — сказал я, – приезжай за мной в офис, мне надо тебе много чего рассказать…
Я положил трубку и позвал охранника.
— Саша, тащи сюда всё съестное, что найдёшь на кухне.
— Извините, Владислав Сергеевич, но я что-то так и не понял, когда же Вы вошли в офис?
По выражению лица охранника было видно, что он всё ещё не отошёл от моего неожиданного появления. Вид у него был очень забавный.
«Да, — подумал я. – Всё это было бы смешно, когда бы ни было так грустно…»
— Я в форточку залетел, Саня…
Его низкие надбровные дуги даже приподнялись от удивления.
— Вы всё шутите, Владислав Сергеевич… Как же это я Вас проворонил? – не унимался охранник.
— Утешься, — сказал я. – Всё в порядке. Давай, неси провизию. А потом иди, посмотри телик, но сильно не расслабляйся!
Саша принёс большую тарелку с бутербродами, заливную рыбу в судке, растворимый кофе и поставил электрочайник.
— Приятного аппетита, Владислав Сергеевич, — нарочито вежливо сказал он и вышел.
Заморив червячка, я стал дожидаться Феликса — поди, тоже голодный.
… Я снова вернулся к своим воспоминаниям. Аня, милая Аня… А ведь я её почти забыл, редко вспоминал после того, как женился. Очень уж она меня тогда обидела, ранила… И я усилием воли вычеркнул её из своей жизни…
…В тот памятный вечер в консерватории давали «Пиковую даму» Чайковского. Анна исполняла партию Лизы. Я впервые в жизни слушал оперу по-настоящему, целиком, ощущая её живое дыхание, её особую реальность. Лиза была великолепна. Идеально сочетались прекрасная внешность, талант певицы и красота героини. Я был потрясён. С этого момента я влюбился в Её Высочество Оперу, не говоря уже об Анне. Мой бизнес отошёл на второй план. Я был поглощён новыми, неизведанными доселе чувствами – я был счастлив в любви, я был счастлив в музыке, в которую был, как будто посвящён. Мы слушали оперу за оперой, по нескольку раз, благо, Петербург с его театрами предоставляет такую возможность. Потом любили друг друга в той самой, снятой Анной квартирке на Крюковом канале. Нам нравилось наше временное пристанище, временное потому, что я строил тогда себе новую квартиру. Вскоре мы решили пожениться.
Анна делала большие успехи в оперном пении, победила в престижном международном конкурсе. Стали появляться приглашения выступить в спектаклях даже за рубежом. Она мечтала о выгодном контракте и не могла никак выбрать из того, что ей предлагалось. Выгодный контракт, по её понятиям, – это было не больше, не меньше, как петь в Гранд Опера или Ла Скала…
Так прошёл год.
Однажды мы гуляли по городу и оказались на невзрачной улочке, неподалёку от канала Грибоедова. Анну привлекла вывеска на обшарпанной двери парадной старинного дома, на которой было написано: «Гадалка». В то время был просто бум разных экстрасенсов и гадалок. И вот, Аня изъявила желание войти в ту проклятую дверь. Я особенно не старался её остановить, так как не придал этому большого значения, и остался ждать её на улице…
Глава 10
Раздался звонок в дверь. Это приехал Феликс.
— Ну, задал ты мне работы, — сказал он, входя в кабинет. – Вкуснотища-то тут у тебя какая!
— Ты, давай, ешь, а я тебе кое-что расскажу. Только слушай внимательно.
И я, довольно подробно, поведал ему о моих злоключениях…
— Значит, ты так и не сравнил эти две записи голосов, хотя все эти дни сделать их было твоей единственной целью? – спросил Ярский. – Но это дело плёвое. Найдём звукозаписывающую студию, их сейчас немерено. А вот твои отключки, действительно, пугают… Ты не можешь напрячься и вспомнить, хотя бы, свои ощущения перед тем, как потерять сознание?
— Ты знаешь, Феликс, каждый раз у меня возникало такое чувство, сразу после пробуждения, что что-то ещё было со мной, причём, я это помнил буквально до последнего мгновения перед тем, как прийти в себя.
Феликс немного подумал и сказал:
— Напиши мне на листе бумаги то, что ты видел перед отключкой, и где ты оказывался после этого.
Я взял ручку и написал:
1. Партер театра. Зажигается свет, зрители встают со своих мест. –
Ванная в московской квартире.
2. Театр. Дверь с надписью «Звукооператорская». –
Крыша дома на Васильевском острове.
3. Аэропорт. Зал ожидания. Вокруг много людей. –
Кабинет питерского офиса.
— Знаешь, что ещё странно, — вспомнил я, – каждый раз, когда я просыпался, мой мобильник был отключен, хотя я его не вырубал.
Феликс взял листок, прочитал и положил его в свой карман, пристально глядя мне в глаза.
— Дружище, похоже, это уже «клиника», — медленно заключил он.
— Тоже мне, успокоил, — обиженно пробурчал я.
Ярский запустил пятерню в свою волнистую тёмную шевелюру, расправил плечи и выпрямился. Феликс — очень симпатный мужик. Хорошо сложён, высокого роста. Его светло-голубые глаза с густыми ресницами не раз заставляли трепетать сердца многих женщин… Немного подумав, он произнёс:
— Ладно, Влад, ты – в отпуске, а я – на работе. Мне нужно возвращаться в Москву.
— Я поеду с тобой! Вот только моя машина осталась у аэропорта. Надо поставить её в гараж.
Я позвонил мамуле, чтобы попрощаться, и мы отправились в Первопрестольную…
Глава 11
Вот и Москва. Феликс из аэропорта поехал по своим делам, а я взял такси и двинулся домой. Было тёплое солнечное утро. Июльская свежая зелень жизнерадостно била в глаза. Деловой город гудел неукротимой энергией…
…В Москву я переехал вскоре после разрыва с Анной. Наше агентство инвестировало в новое строительство в Питере и Москве, и вскоре мы решили организовать собственную стройку. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что мы быстро выросли в солидную корпорацию и теперь являемся одними из главных участников строительного рынка страны. Занимая такой солидный пост, как Генеральный директор, я всё же (наверное, в силу своего возраста) легко обхожусь без лишних «понтов», характерных для молодых, как-то: личная охрана, сонм любовниц, азартные игры и прочие «радости жизни». Я имею больше, чем мне необходимо, но не кичусь этим.
Возле охраняемого двора нашего дома я отпустил таксиста. Удивительно, пока со мной ничего странного не происходит. Может, это Питер – город такой, мистический, со своими таинственными белыми ночами, так подействовал на мою психику?
Дома я улёгся в душистую тёплую ванну и расслабился.
«Пока я в отпуске, надо бы мне, всё-таки, проверить своё психическое здоровье, а то, неровён час, «крышу» опять снесёт в самый неподходящий момент», — тревожно подумал я.
Плотно позавтракав «чем Бог послал» из холодильника, я вспомнил про кассету. Надо бы послушать, что там, на диске, который дал мне Олег. Я прошёл в гостиную. Это было просторное помещение, разделённое на две части прямоугольной колонной, которая стояла ровно посередине пространства комнаты. В неё был вмонтирован тысячелитровый аквариум. В нём медленно плавали крупные астронотусы и скалярии, гонялись друг за другом сомы-далматинцы. Иногда из-под нагромождённых в виде скал камней, опутанных яванским мохом, появлялись ещё одни обитатели, любимцы моего сына — каламаихты, змеевидные рыбы. Я вдруг вспомнил, как однажды полуметровый самец умудрился вылезти из аквариума. Ведь каламаихты – это двоякодышащие рыбы, они могут какое-то время находиться на суше. Так вот, проделав довольно длинный путь по полу, этот дурик заполз в домашний тапок Любаши, когда она принимала ванну. Мы с Глебом находились в детской, я помогал ему делать уроки. Как вдруг раздался истошный вопль моей жены. Мы кинулись в ванную и увидели «страшную» картину: Люба забралась на довольно высокий шкаф для белья и в ужасе орала и трясла ногами, а бедная безобидная рыбка уютно устроилась в Любином тапке…
Я уселся на огромный белый угловой диван и включил домашний кинотеатр. Запись состояла всего из одного трека, хотя я точно помнил, что на мониторе компьютера Олега их высвечивалось штук 5 – 6. Я нажал кнопку «Play» и приготовился внимать божественным звукам. Но неожиданно из динамиков послышалось злобное змеиное шипение, которое повергло меня в неописуемый ужас. Мне стало так гадко, что я с отвращением выбросил диск из гнезда плеера на пол.
«Что же это происходит?» – в панике соображал я.
Трясущимися руками я набрал номер телефона Ярского.
— Феликс, у меня проблемы. На том диске нет записи Ольги Крыловой… там чёрт знает что такое! – срывающимся голосом проорал я .
— Успокойся, Влад. Сейчас у меня закончится консультация, и я заеду к тебе домой, — сказал он со вздохом.
«Наверняка думает, что я совсем свихнулся. Хотя, что ещё можно подумать?» – расстроился я и вспомнил, что надо позвонить Любе.
Поговорив с женой и Глебушкой, я немного успокоился. Любаша всегда действовала на меня умиротворяюще. Как же я по ним соскучился!..
Раздался звонок входной двери. На мониторе видеонаблюдения я увидел Ярского. Быстро он, однако, доехал.
Феликс выглядел озадаченным и начал говорить сразу с порога:
— Знаешь, Влад, всё это можно было бы назвать бредом сумасшедшего, если бы не одно обстоятельство – всё-таки, убили человека. Я связался со следователем Фурсманом после твоего звонка и спросил у него про записи того спектакля, «Бориса Годунова». Он обещал мне проверить компьютер Олега. Интересно, что он нам скажет?.. Поставь-ка диск…
— Да, омерзительно, — сказал Ярский, прослушав запись. — А ты не мог где-нибудь перепутать диски? – в голосе Феликса послышались металлические нотки.
— Да я и сам понимаю, дружище, что со мной не всё в порядке, — опустив голову, вымолвил я. — Вот, хотел тебя попросить… Нет ли среди твоих клиентов хорошего психиатра?
Феликс молча прощёлкал на мобильнике свою записную книжку и позвонил.
— Михаил Игнатьевич, здравствуйте. Это Феликс Ярский. Моему другу срочно нужна Ваша консультация… Сегодня можно?.. Хорошо, мы приедем.
Феликс отечески похлопал меня по плечу.
— Ну, что? Морально готов посетить светило психиатрических наук? — весело, чтобы подбодрить меня, сказал друг.
Глава 12
На «Мерсе» Феликса мы подъехали к клинике. Небольшой особнячок с ухоженным парком, пруд с парой белых лебедей, красивая, увитая девичьим виноградом ограда производили приятное впечатление.
В кабинете нас встретил интеллигентный седовласый человек, профессор Михаил Игнатьевич Фёдоров.
— Что беспокоит? — спросил он меня бархатным голосом.
— Если кратко, то провалы в памяти, — ответил я.
Потом последовали обычные в этом случае вопросы: не было ли психических заболеваний в семье, у родственников, не было ли алкоголиков, сам я не злоупотребляю ли и тому подобное. Затем я начал рассказывать о непонятных вещах, произошедших со мной. Получив все ответы на свои вопросы, Фёдоров предложил мне известный метод: я под гипнозом должен был пережить все эти странные события заново. Профессор подсоединил к моей голове накожные электроды…
Сеанс дал впечатляющие результаты. Когда я проснулся, Феликс сидел на стуле с выпученными глазами.
— Что произошло? – спросил я.
— Ну, Влад! Ты нам тут почти полтора часа такое городил! Уму непостижимо! – воскликнул Ярский с несвойственной ему эмоциональностью.
— Э-э, молодые люди, за долгие годы работы в моей профессии я сталкивался ещё и не с такими вещами, — спокойно сказал Фёдоров. – А теперь, возьмите запись сеанса и разбирайтесь, что к чему… Я думаю, что Вы, Владислав Сергеевич, — обратился он ко мне, – психически здоровы, но подверглись сильному суггестивному воздействию.
— Но, Михаил Игнатьевич, здесь ведь налицо необъяснимые, какие-то колдовские вещи! — воскликнул Феликс.
— А я и не спорю, что существует колдовство, — сказал Фёдоров и замолчал, как будто что-то вспомнив. После длительной паузы он продолжил: – Если что-нибудь будет нужно от меня, пожалуйста, обращайтесь.
Я нервно дёргал Феликса за рукав. Мне не терпелось прослушать запись сеанса. Мы попрощались с профессором и спешно спустились в парк.
— Давай, прослушаем запись в машине, — предложил Ярский. Быстро усевшись в салоне автомобиля, Феликс включил диктофон.
Странно было слышать со стороны свой голос. Я медленно описывал возникающие передо мной эпизоды. Вот я слушаю «Бориса Годунова». Дуэт Марины и Лжедмитрия… Досадный срыв голоса певицы. Антракт. Я любуюсь красивой женщиной, она мне очень-очень нравится. Мы разговариваем, как старые знакомые. Вдруг происходит метаморфоза, и она оборачивается змеёй, которая жалит меня… Но мне не больно, я медленно погружаюсь в истому… Темнота… Я ничего не вижу, ничего не чувствую, только какие-то звуки наполняют пространство.
— Что Вы слышите? — это спрашивает профессор Фёдоров.
— Очень много посторонних шумов, но прослушиваются голоса… Один – мужской, другой – женский… Незнакомый мне язык. Я ничего не понимаю… Только несколько раз повторяется слово «ЗЕЯ». Это говорит мужской голос… Постепенно светлеет… Я вижу яркий свет и свою ванную… Иду на кухню…
Здесь меня прерывают. Оказывается, Феликс указывал Фёдорову, на каких воспоминаниях надо заострять внимание. Мой голос медленно продолжал:
— Вижу «Звукооператорскую». Олега нет… Какая-то женщина говорит, что он в Новосибирске… Она прекрасна, эта женщина…
— Опишите её, — снова слышится голос профессора.
— У неё стройные ноги, тонкие щиколотки, колени… Бёдра… Эх, я бы ей сейчас… Обалденная фигура… Взгляд прямой, наглый, от глаз невозможно оторваться… Рот пухлый, над губой родинка… Подбородок красивый, волосы роскошные… Шея, грудь… Но ноги – это что-то… Господи, она превращается в змею, обвивает меня, но мне не страшно… Мне приятно… Её двойной язычок щекочет мне ухо… Я млею… Меркнет свет… Голоса слышу – мужской и женский… Зея – наверное, это женское имя… Опять светло, и мне холодно… Вижу город с высоты, залив…
— С этим ясно, — говорит профессор, — теперь Вы в аэропорте.
— Да… Я жду Феликса. Меня кто-то толкнул… Вижу женщину…
— Опишите подробнее эту женщину, — требует Фёдоров.
— Она высокая, тонкая, брючный костюм ей очень идёт… Её руки с длинными пальцами украшены кольцами, очень дорогими… Она снимает жакет… Под ним ничего нет… Я сейчас с ума сойду… Она смотрит на меня и улыбается. Родинка над верхней губой мне очень нравится, она меня просто заводит… Я сейчас отдамся!.. Глаза огромные, карие… нет, скорее зелёные, приближаются ко мне близко-близко… Зрачки сузились… Меня обвила змея. Она заползает мне под одежду… Я не вынесу этого блаженства… Темно… Голоса… Зея… Я уверен, что это имя моей женщины — змеи… Вижу свет…
Феликс вырубил запись.
— Ну, ты и сексуальноозабоченный, однако, — прыснул он.
Я сидел, совершенно обалдевший. И после всего этого профессор-психиатр называет меня нормальным человеком!
— И что бы всё это значило? – спросил Ярский.
В этот момент заиграла мелодия его телефона. Это позвонил следователь Фурсман. Он сообщил, что в компьютере Олега не оказалось ни одной записи оперного спектакля, в котором пела Ольга Крылова.
Мы с Феликсом одновременно перекрестились…
Глава 13
— Стало быть, это Зея могла стереть записи из компьютера и подменить тебе диск, — сделал невероятное заключение Феликс и продолжал размышлять:
— Олег убит быстродействующим ядом… Покажи-ка руки, -попросил он меня.
Мы обнаружили на моей левой руке три пары точек, как будто от укола толстой иглой.
У меня закружилась голова.
— Значит, она регулирует дозировку своего яда, — произнёс Феликс. – Убила парня, и концы — в воду. Но зачем всё это? Я никак не могу понять…
После недолгого раздумья Феликс сказал: — Знаешь, Влад, давай оставим всё, как есть. Не надо никаких расследований, сравнений. Это слишком опасно и непонятно.
— Да я ничего такого и не расследовал. А что, если моё самое обыкновенное действие будет воспринято этим, чёрт знает кем, не так, и на меня опять нападёт эта женщина – змея?
— Тут ты прав, — изрёк Феликс. – Что будем делать?
— Нам нужно найти Ольгу Крылову, — после недолгого размышления проговорил я…
— Послушай, — вдруг сказал Ярский, – может быть, и мобильный тебе отключала Зея во время твоих обмороков? Значит, она очень не любит мобильники, вернее, их частоту… Или ещё что-нибудь… Ну конечно! Она же – змея, а у змей, вроде бы, какие-то проблемы со слухом… Но как это всё связать?.. Вот что, мы будем стараться с тобой общаться в экстренных ситуациях только по мобильному. Сделаем предположение, что она не слышит телефонные разговоры.
— Светлая у тебя голова, Феликс. Сам-то понял, что сказал? Со стороны послушать, наш разговор – бред двух сумасшедших, — съехидничал я.
— Вот мы и проверим это. Договоримся, что если ты замечаешь красивую женщину, похожую на твоё собственное описание на сеансе гипноза, а главное, с родинкой над губой, ты мне сразу звонишь по мобильному, прежде чем она успеет тебя околдовать. Желательно, конечно, чтобы я находился где-то рядом с тобой и наблюдал вашу «постельную сцену», — засмеялся Феликс. – Ну что, может мне тоже отпуск взять? А?
— Считай, что уже взял. Я всё устрою… Ладно, дружище, есть идея, — сказал я, – надо связаться с администрацией М-ского театра. Там нам подскажут, может быть, как найти эту Ольгу Крылову.
— Правильно, — согласился Феликс. – Пока не будем тревожить компетентные органы.
Я позвонил своей секретарше Верочке в фирму (это та самая Верочка, с которой мы работали ещё в агентстве недвижимости) и дал ей задание раздобыть информацию об оперной певице Ольге Крыловой, которая пела в минувший воскресный вечер в М-ском театре в Санкт-Петербурге партию Марины Мнишек в опере Модеста Петровича Мусоргского «Борис Годунов».
Глава 14
Феликс подвёз меня в наш московский офис, и мы расстались. Вера обзванивала какие-то инстанции по моему заданию. Я прошёл в свой кабинет. Уже был конец рабочего дня, моего заместителя не было на месте — он был на объекте.
— Ну, что ж, вспомню молодость, послушаю Анину кассету…
Голос несказанной красоты начал заполнять всё пространство. Никогда больше я не слышал такого божественного голоса… Мне стало легко и спокойно. Под это изумительное пение передо мной стали всплывать картины из прошлой жизни…
…Анна вышла от гадалки мрачнее тучи.
— Что с тобой? – участливо спросил я.
— Ничего! – резко ответила она тоном, которого я от неё раньше не слышал.
Мы молча брели по набережной. Прошло минут 20, и она вдруг резко развернулась и, ни слова не говоря мне, быстро пошла обратно. Я не стал её догонять и пошёл дальше…
Поздно вечером она пришла домой, явно после посещения питейного заведения.
— Что ты делаешь?! – разозлился я. – Тебе нельзя пить, ты же должна беречь голос!
Сквозь её истеричные хохотки пробивалась бессвязная речь, из которой я только и смог понять, что ей нужны большие деньги, а я ей не нужен. Не восприняв это всерьёз – чего пьяный не наплетёт – я уложил её в постель.
Наутро всё шло, как обычно. Мы позавтракали и собирались на работу. Она уходила первой и, стоя у входной двери, вдруг сказала твёрдым холодным голосом:
— Слушай меня, Влад. Мне нужно очень много денег. Если ты мне их не достанешь – ты не мужик. – И вышла из квартиры.
Я стоял, как оглушённый. Чувство негодования подкатило к горлу…
Вечером я пытался выяснить, для чего ей нужны этакие деньги? Но она, как попугай, повторяла одно и то же. Так продолжалось дня два. Анну как будто подменили.
Я поехал к своей матери за советом.
— Что ж, сынок, ведь она – почти твоя жена, я её уже дочерью считаю. Может, это, действительно, не блажь, а что-то очень серьёзное.
— Да, мама, я её так люблю… Придётся продать строящуюся квартиру. Попробую быстро сделать переуступку прав…
Через несколько дней я принёс домой кейс с деньгами и бросил его на стол.
— Столько хватит? — спросил я Анну.
Она принялась считать банкноты, даже не взглянув на меня.
На следующий день, вернувшись с работы, я понял, что Анна ушла от меня. На столе лежала записка:
«Меня не ищи. Я молода, талантлива. Что ты можешь мне дать в жизни? Тем более, что через несколько лет ты станешь стариком, а я ещё долго буду оставаться молодой и блистать на сцене. Прощай!».
После этого я больше никогда ничего не слышал об Анне Паниной…
— Вот, — сказала вошедшая в кабинет Верочка, — всё, что удалось узнать. И она положила передо мной отпечатанный листок.
Я выключил магнитолу.
— Спасибо, Вера. Иди домой, ты итак задержалась.
Информация была очень скудная, а именно, что Ольга Ивановна Крылова родилась в городе Кутаиси Грузинской ССР в 1982 году… Закончила Тбилисскую консерваторию… Прибыла в Россию в 2006 году… Российского гражданства не имеет.
Вера принесла мне чашечку кофе. Она делала это всегда перед своим уходом, если я оставался работать.
— Верочка, а что ещё сказали в театре?
— Крылова замещала в спектакле внезапно заболевшую актрису. Очень удачно. Ей даже предложили войти в труппу театра, но она отказалась. У неё есть импресарио. Вот его имя, я написала, — Верочка ткнула красивым ногтем в листок, – Гуриди Гиви Рафаилович. Так вот, они сразу же после спектакля уехали куда-то за границу.
Я позвонил Феликсу и рассказал, о чём удалось узнать.
— Подкинем работу Фурсману. Пусть выяснит, куда они поехали. Как, говоришь, фамилия импресарио? – спросил Ярский.
Я повторил.
— Да, и ещё, нам нужны их фотографии, – сказал я.
— Влад, может быть, мне за тобой заехать, отвезти домой? – заботливо спросил друг.
— А, валяй, — обрадовался я, – заодно поужинаем в «Белом тюльпане».
Глава 15
«Белый тюльпан» — это ресторан, который построила наша фирма. Проект был наисложнейший. Нужно было создать конструкцию, напоминающую махровый тюльпан. В середине цветка находился высокий фонтан, огромные лепестки поднимались в два ряда вокруг него. Спереди, как бы отогнутый лепесток представлял собой широкую лестницу, которая вела к центральной площадке с фонтаном. По окружности этой площадки стояла сплошная барная стойка с высокими табуретами. Вокруг тюльпана размещался банкетный зал со сценой, на которой красовался белый рояль. Между двумя рядами лепестков проходила галерея, которая была подвешена на высоте середины цветка. В этой галерее располагались уединённые кабинеты. Вдоль них, по всей окружности тянулась стеклянная кайма, служившая панорамными окнами, из которых открывался вид не только на банкетный зал, но и на парк, раскинувшийся вокруг. Абсолютно всё в этом ресторане было белого цвета множества оттенков – от молочного до белоснежного, с тонкой серебристой отделкой. Кухня и подсобные помещения размещались в цокольном этаже. Там же располагался и холл, из которого наверх вели лестницы и лифты. Всё это сооружение было укрыто прозрачным шарообразным куполом, который светился в тёмное время суток таинственным светом…
Через час мы с Феликсом были у ресторана. Будучи всегда желанными гостями в «Белом тюльпане», так как заказчик остался очень доволен нашей работой, мы сразу же прошли в зал. Как обычно, почти все столики были заняты. На сцене играл джаз-оркестр, звучал блюз, пианист вдохновенно импровизировал. За столиком прямо перед сценой сидел только один человек – пожилой мужчина – и внимательно слушал музыку.
— Феликс, — я толкнул друга в бок, – это же профессор Фёдоров.
— Точно!.. Я думаю, что мы не будем ему мешать. Может, он ждёт кого-то?
— Давай, поднимемся в «лепесток», – предложил я. (Это те самые кабинеты наверху.)
Мы поднялись по лестнице, уселись за стол и оказались как раз у окна, из которого была видна сцена и наш дорогой профессор. Мы невольно наблюдали за ним, изредка отрываясь от нашей трапезы.
Поужинав, я благостно развалился на диване.
— Смотри, Влад, Фёдоров всё ещё сидит один. Может, никого он и не ждёт? – предположил Феликс.
— Да Бог с ним, с профессором. Поедем домой. Что-то меня в сон клонит, — ответил я.
В этот момент к столику Фёдорова подошла молодая женщина. Мы с Феликсом уставились на неё. Даже издали она выделялась необыкновенной красотой. Было видно, что профессор тоже остолбенел. Жуткая догадка промелькнула у меня в мозгу. Видимо, с Феликсом произошло то же самое. Он стремительно направился к двери.
— Набери мой номер и будь на связи, — сказал Ярский на ходу. – Пойду, посмотрю поближе на эту красотку.
Через некоторое время я услышал по телефону, что Феликс здоровается с профессором. Затем, отвернувшись, он вполголоса сказал мне:
— У неё родинка.
— Уводи профессора оттуда! — почему-то закричал я в трубку.
Мне было слышно, как Феликс, рассыпаясь в извинениях, упрашивает Фёдорова переговорить с ним об очень важном и срочном деле. Затем они оба направились наверх, ко мне.
Сильно запыхавшийся Михаил Игнатьевич влетел в кабинет вслед за моим другом.
— У нас мало времени! Надо незаметно уйти отсюда, — в панике проговорил профессор.
— Выйдем через кухню, — скомандовал я, так как великолепно знал «устройство» своего детища.
Оставив на скатерти несколько банкнот, я быстро написал на салфетке официанту, что в сумму входит оплата ужина клиента, сидевшего за столиком у самой сцены.