ТеатрА ТарантинЫ. Часть I.
ТеатрА ТарантинЫ. Часть II.
Часть III
(уход ПЬЕРсеверинга)
Видео: Я герой!
…Вот и пришёл этот день, когда гордый и любящий власть Орлекиндо, решил всё же от неё отказаться. Почти сразу же были назначены выборы нового Помощника кукловода. Карабас-Барабас предложил на должность Помощника кукловода двух куклочеловеков – СиЗАХАРия и ПЬЕРсеверинга.
— А не создать ли нам по этому поводу партию «вольных грузчиков», — воскликнул АртеМорон.
«Умничка! Сам залез», — подумал, ухмыляясь, Джузеппе, а вслух подхватил:
— Конечно! Ура! Даёшь муссонскую ложу.
Так, плечом к плечу, они и двинулись на выборы нового младшего кукловода, вербуя по пути себе сторонников. Они даже сфотографировались вместе. На фотографии они, широко улыбаясь, с нескрываемой преданностью смотрели друг другу в глаза.
«Мы теперь члены одной ложи! Какой же я всё-таки молодец, ухватил-таки судьбу за яйца!» — Думал АртеМорон.
«Ишь, лыбится псинка! Ужо доберусь я до тебя! Скоро, скоро придёт твоя очередь», — думал СиЗАХАРий, крепко сжимая в кармане рукоятку маузера.
ПЬЕРсеверинг решил не отказываться и вступить в борьбу с наспех созданной муссонской ложей «вольных грузчиков».
— Зачем тебе это надо? Неужели ты не понимаешь, что тебя не выберут? Что всё уже решено. – Спрашивали его куклы.
— Понимаю.
— Тогда зачем? Не понимаем.
— Да, всё просто на самом деле. Я бы и за деньги не пропустил такую возможность посмотреть этот спектакль. Это же готовый материал. Куклолюди проявляют себя с другой стороны. До этого не знакомой. Проявляется какая-то из их сущностей. Это же всегда интересно.
Сразу же после состоявшихся выборов, на которых куклы выбрали себе кукловодом СиЗАХАРия, ПЬЕРсеверинг решил уйти. Он вырос из стен этой комнаты. И прошедшие выборы это только подтвердили.
Но ПЬЕРсеверинг был бы не ПЬЕРсеверинг, если бы он не толкнул прощальную речь:
Не теряя времени, встав в одну из своих любимых поз, он её и толкнул:
— Задайтесь вопросом: А чем это ПЬЕРсеверинг так плох? И когда каждый из вас будет отвечать на этот вопрос исключительно самому себе, когда не надо будет рисоваться перед другими и лаять в общей стае, то, вдруг обнаружит, что его (ПЬЕРсеверинга) «плохость» — это какая-то прямо детская открытость и наивность, желание говорить то и так, как он на самом деле думает. Сюда же попадаёт его честность. И, самое главное, он не создаёт коалиций и не плетёт заговоров сам, и никому не даёт себя в это втянуть. Потому, что он личность, индивидуальность. Потому, что он не стадный и не стайный. Да, подчас, он бывает резок и насмешлив, но это с лихвой окупается теми качествами, о которых я говорил ранее.
Такой, как он, не предаст. Не будет гадить исподтишка. И, уж, тем более не ударит в спину. Короче, не вписывается он в коллектив:).
Талантливый ли он писатель и поэт?
Я не знаю.
Давайте, лучше спросим у него самого:
— Ты талантлив?
— Не знаю. Я пока, несмотря на то, что бесёнок, сидящий во мне горячо шепчет на ухо: «Скажи, да… скажи, да», так, всё же, не считаю.
Но в одном я уверен твёрдо. Я уверен, что это моё предназначение. Это моё призвание.
Я всем с недавних пор говорю, что я писатель и поэт. Быть может, пока хреновый, но поэт и писатель. И при этом наблюдаю, с немалой долей удовольствия, свой достаточно быстрый творческий рост.
— Ну, хорошо. А чем ты будешь заниматься, если у тебя ничего не выйдет?
— Ничем. Ничем другим, кроме сочинительства, я заниматься уже не хочу и не буду. И у меня всё получится. У меня уже получается. И любые трудности на этом пути – только лишний стимул писать. Писать ещё лучше. Писать так, чтобы ни у кого сомнения не возникало, что это здорово, что это прекрасно, что это настоящая литература.
— Фи! Как это нескромно и нагло, говорить о себе так, — скривила губки Черепаха Таньтилла, — противно смотреть.
— А я и не спорю. Наоборот, подтвержу даже, что не обладаю ложной скромностью и достаточно нагл, когда это надо.
— Вот, он сам и прокололся, что он многоликий, — раздалось откуда-то из-под АртеМорона. Там, свернувшись калачиком подмышкой, лежал, пригревшись, JД Во-во. (ПЬЕРсеверинг сдружил их не по-детски)
— Ага,… ага…, — вторил ему пёс, — надо бы поаккуратнее, а то у нас и так уже с этими личностями сплошные непонятки… Да, и двух ПЬЕРсеверингов нам, уж, точно не вынести… Задолбают своей активностью…
ПЬЕРсеверинг, обведя ещё раз глазами комнату, сказал «Ну, бывайте!» и, повернувшись, вышел на улицу.
После комнатного смрада, где каждый вдыхал воздух, а выпустить норовил всякую гадость, на улице было чудесно – свежо и солнечно.
Всё, оставшееся там за дверью, в один миг стало мелким и ничтожным…
Вдруг, откуда не возьмись:) …появился АртеМорон. Тщательно оглянувшись по сторонам, он, на всякий случай, пристроился к дереву, задрав свою любимую заднюю правую. Изобразив таким образом, что он здесь просто ссыт, (хотя, как выяснилось позже, он действительно ссал), он завёл нудную трёхчасовую беседу о том, что он ни в чём не виноват. Что ни в каких заговорах он не участвовал, что это просто звёзды так сложились. И при этом старательно избегал смотреть в глаза.
Все попытки ПЬЕРсеверинга вставить хоть слово и сказать, что никто его ни в чём не винит, были тщетны. Складывалось ощущение, что тот говорит сам с собой, пытаясь убедить в чём-то того, который елозил у него в груди.
Выговорившись, пёс убежал.
Но дверь, не успев даже захлопнуться, как следует, распахнулась вновь. И оттуда с подвываниями и причитаниями: «Ой, да на кого ж ты нас покинул», вывалилась Zauмный Сверчок.
— А, уж, я-то тебя так люблю,… так люблю…,- завела она популярный мотивчик «Руки вверх».
— Вот, убила бы, чтобы ты понял, как сильно я тебя люблю…. Жалко, что ты сам уже умер, — говорила она, глядя в застывшие в насмешливом прищуре, глаза ПЬЕРсеверинга. – Как жалко, что ты сбежал, таким образом, от настоящей жизни. Ведь, по моим расчётам, на тебе ещё можно было пахать и пахать…
— Так я, вроде, как ещё и не умер…- попытался прояснить ситуацию ПЬЕРсеверинг.
— Ну, да… ну, да…- рассеянно как-то произнесла Zauмный Сверчок, кидая горсть земли ему на кроссовки.
После чего, вытирая слёзы, скрылась за дверью.
Это уже начинало забавлять. Кажется, все они там были уверены, что жизни после комнаты не существует.
Дверь тихонько скрипнула. Затем приоткрылась чуть шире и в образовавшуюся щель высунулась голова Светы-Коломбины. Подумав какое-то время, выходить ли ей всей или достаточно и того, что вышло, она, хоть и с очевидным трудом, но сделала выбор в пользу первого варианта. Подойдя к ПЬЕРсеверингу, всё с более нарастающим интересом, наблюдающим за всем этим действом, она участливо погладила того по голове, сказала:
— Они все плохие. А ты хороший. Не плакай.
И, сунув тому в руку слегка надсосанный «чупа-чупс», так же, как и все предыдущие визитёры, скрылась за дверью.
По всей видимости, долго находиться на улице, они уже не могли.
Помнится, АртеМорон даже пару раз сбегал и ждал за углом, когда его хватятся и позовут обратно. Смелости, до очередного свиста из окна ему хватало, как раз впритык.
Вечерело. А поток людей к «телу» не источался. Каждый норовил положить свой букетик цветов на «могилку» новоиспеченного Мюнгхаузена.
А ему хотелось сказать им:
«Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь! Жизнь прекрасна и удивительна! И она повсюду! Её просто надо видеть!»
Наконец, поток плакальщиков иссяк, и из-за дверей раздалось дружное: “Вихри враждебные веют над нами…” Это новоиспечённый диктатор учил кукол петь хором.
Из-за горизонта медленно поднималось солнце, кидая свои первые, но такие приятные и теплые лучи.
ПЬЕРсеверинг шёл туда, навстречу солнцу. Туда, куда звала его душа. Туда, где дураки и смех не борются за лидерство, так как всё равно чаще всего побеждают дураки – на их стороне численный перевес:).
У него впереди были грандиозные планы на жизнь…
(продолжение следует)