глава 7
Свет мерк. Воздух, пропитанный жизнью, тяжелел. Становясь каким-то едким и затхлым, он, наконец, вовсе пропал. Все звуки утонули в вакууме смрадного гротового вещества, составлявшего мир нежити.
Только склизкая темень ползла вперёд, временами исторгая из мертвенного своего естества призрачные отсветы, дурно пахнущие и причиняющие неимоверную боль всему, что могло иметь в себе хотя бы ничтожную частичку жизни…
Тишиной, которой случается обрушится в редкий миг на душу живую в мире смертных всего лишь на какие-нибудь доли секунды и которая парализует, отнимая надежду, тут было пропитано всё…
Отрезвление
Давно, очень давно, тонкие жилистые ноги Тапити не ступали по мёртвым землям гротовой галереи. Его глаза, отвыкшие от беспросветной едкой темени, поначалу даже слезились. Кожа мертвеца, за много лет напитавшаяся светом и воздухом, теперь как-то ссыхалась, причиняя своему обладателю немалую боль. Чем глубже проникал нежить в пределы мёртвой земли, тем более он чувствовал на себе губительные её законы…
В какой-то момент Тапити даже упал, словно кем-то сбитый с ног, не в силах пошевельнуться. Вместо слабого дыхания из костлявой его груди вырывался сухой кашель — последние частички воздуха оставляли его мертвенное существо, к которому он так долго и мучительно привыкал там — на границе двух миров…
Сознание мутилось, делая мертвеца безумным. Он не понимал происходящего. Слившись с мёртвой землёй, Тапити неподвижно сидел до того момента, пока чуткого его слуха снова не коснулся едва ощутимый вопль умирающей, находящейся где-то совсем не далеко…
Крадучись бледной тенью, Тапити направился к жертве, то и дело останавливаясь и озираясь по сторонам. С каждым новым шагом мертвец принюхивался, распознавая запах Азоран подобно тому, как хищники принюхиваются, отыскивая след своей жертвы. Его глаза, много лет приспосабливавшиеся видеть в тени белого дня, теперь утратили способность различать что-либо в беспросветной темноте гротовой галереи. Тапити оставалось уповать только лишь на своё чутьё и чем выразительнее становился запах другой нежити, тем чаще мертвец припадал к земле, уподобляясь паукоподобному существу. Внюхиваясь в каждую крупицу гротовой галереи, Тапити словно вгрызался своими тонкими членами в мёртвое её вещество, как-бы страшась потерять след…
Обуреваемый желанием утолить голод, мертвец не смел приподняться, продолжая ползти до заветного лакомства. Наконец мучительный путь нежити, раздиравший в лохмотья бледную его кожу, завершился…
Издав оглушительный рёв, вызвавший в нескольких местах гротовой галереи обвал, Тапити, обнажив острые свои зубы, с огромной силой вонзил их в холодную ладонь Азоран, сжатую в кулак. Ещё через мгновение, нежить отпрянул от мёртвой девы как от луча солнечного света, не получив желаемого. Тапити выл как раненное животное, держа обе ладони своих рук у рта. Глаза его слезились, голова тряслась и всё его тело содрогалось, готовое рухнуть на кровавые камни мёртвой земли, чтобы околеть, но нет! Этот припадок, вызванный листьями ядовитого растения, напоминающего смилакс, которые Азоран в припадке выхватила из своего мешка и крепко сжала в своём кулаке, отрезвил сознание Тапити.
Едва судорога, парализовавшая всё тело мертвеца, отступила, его разум просветлел…
Всё ещё не в силах пошевельнутся, Тапити внутри своего сознания очень отчётливо видел свой путь от начала…
Мертвец очнулся от того, что болотистая пульпа затянула его так глубоко, что он даже наглотался её, прежде чем высвободился от смрадных её вод. Потом, когда Тапити удалось выбраться из погребальной ямы, которая и стала для него началом пути, он отправился на поиски других…
Он как никогда прежде вспоминал теперь, насколько мертвецам тогда было всё равно — есть он или нет… Они копошились костлявыми своими пальцами в земле, абсолютно никак не реагируя на его присутствие, или шипели, как змеи, охраняя от него, не желавшего им ничего дурного, свои усыпальницы… Они как тени слонялись от одного места к другому, не замечая тех ничтожных изменений, которые касались мёртвого их мира…
И только мерзкий шепоток шептуна — страшного на вид мертвяка, выползавшего временами откуда-то из темени, всех собирал на Могильнике, повергая ниц… Тогда все, оставив свои укрытия, предстояли пред ним, по-сути пред грудою мёртвых костей, замирая как изваяния…
Этот мерзкий шепоток диктовал им — живым мертвецам законы жизни, а потом вновь надолго исчезал туда, откуда являлся…
Тапити, не дожидаясь ухода старика, тут же принялся вопрошать всех о сути всего, чем и вызвал великое смущение…
Остановив волну своих воспоминаний на этом месте, мертвец обнаружил себя свободным от сковывающих его до этого времени судорог. Не теряя времени, он кинулся к нежити. Разметав в стороны комья земли от тела мёртвой девы, Тапити убедился в том, что конец её ещё не настал. Схватив её за волосы, мертвец направился к Могильнику. Он понимал лишь одно, а именно, что она пришла сюда гонимая тем же необъяснимым, чем и он вызвал гнев нежити, когда был юн. А ещё он понимал, что она, эта мёртвая, слишком поспешила из мрака к свету и может статься, что силы её иссякнут прежде, чем он сумеет вернуть её в её место…
